Как только Яша ступил на тротуар, он вдруг успокоился. Медленно подымался по ступенькам, держась за перила. Ключа с собой не было, отмычки тоже. Если Магды нет, придется ждать на площадке. Впрочем, у дворника, у Антона ключ есть. Стучать Яша не стал. Сперва прислушался. Ни звука. Постучал, потом еще раз, еще и еще… Не сразу, но все же нажал ручку, и дверь распахнулась. Вошел в прихожую, и глазам его представилась жуткая картина. С потолка свисала Магда, а под нею валялся перевернутый стул. Что она мертва, Яша понял сразу. Он не закричал, не бросился резать веревку. Только стоял и смотрел. На ней была лишь нижняя юбка. Ноги уже посинели. Лица не видно, пряди волос свисают до самой шеи. Она выглядела, как огромная кукла. Надо было подойти и снять ее, перерезать веревку, но у Яши не хватало сил сдвинуться с места. Где нож? Надо звать на помощь, ясное дело. Да совестно выйти к соседям. В конце концов, Яша все же распахнул дверь и крикнул:

— Люди! На помощь!..

Но крикнул недостаточно громко, и никто не откликнулся. Пытался повысить голос, ничего не вышло. Он с трудом справился с собой — возникло детское желание сбежать, но нельзя же этого делать. Все же он открыл дверь в соседнюю квартиру и позвал:

— Помогите! Беда случилась!..

В квартире толклись босые, полуголые ребятишки. В кухне стояла плотная, приземистая женщина с крашеными волосами, по-видимому, полька. Она повернула к нему лицо, мокрое от слез, — женщина как раз чистила лук. Увидав Яшу, спросила:

— Что там случилось у вас? В чем дело?

— Идемте! Мне надо помочь! Магда!.. — и не смог продолжать.

Женщина пошла с ним. Увидав, зарыдала. Вцепилась ему в плечо:

— Отрежьте! Отрежьте немедленно!.. — требовала она.

Яша хотел сделать, как она велит, но женщина не отпускала его, вопила в ухо, а в руках все еще держала лук и нож. Чуть Яше ухо не отрезала. Сбежались и другие жильцы. Яша только смотрел: один из них нащупал веревку, распустил петлю, снял Магду, освободил голову. Сам же стоял не шевелясь. Теперь все хлопотали, пытались привести ее в чувство: поднимали и опускали руки, брызгали в лицо водой. Людей прибавлялось с каждой минутой. Пришел дворник с дворничихой. Кто-то сбегал за полицией. Яша не видел лица Магды, только остывшее тело, которое не отзывалось на попытки оживить его. Женщина щипала ей щеки, потом перекрестила. Две старухи, две старые карги, стояли, сцепившись руками, будто молчаливо сговариваясь о чем-то. Только сейчас до Яши дошло, что из соседней комнаты не доносится ни звука. Он прошел туда: все трое были мертвы. Видно, Магда их и придушила. Обезьянка лежала с открытыми глазами. Ворона, запертая в клетке, выглядела как набитое чучело. Попугай валялся поодаль, на клюве — капелька крови. Зачем она это сделала? Конечно, чтобы они не кричали. Яша поймал кого-то за рукав, чтобы показать, что случилось. Полиция уже была в квартире. Полицейский стал составлять протокол и записывать все, что рассказывал ему Яша.

Пришел еще полицейский. Потом доктор, чиновник в штатском платье. Яша думал, его сразу арестуют. Даже хотелось, чтобы его забрали в тюрьму. Но чиновник ушел, предупредив лишь, чтобы до трупа никто не дотрагивался. Ушло и остальное начальство. Соседи разошлись по своим делам: один — бондарь, другой — холодный сапожник. Остались только две женщины: та, коренастая, которая чистила лук, и седая страшная старуха, лицо безобразное, все в морщинах и бородавках. Покойницу уложили на одну из кроватей, и теперь коренастая обернулась к Яше:

— Надо унести ее… Она же католичка…

— Делайте, что нужно…

— Надо известить приход… Кацапы захотят сделать вскрытие…

Наконец все ушли, Яша остался один. Хотелось пойти к Магде в спальню, но было страшно — вернулись детские страхи перед мертвецами. Хотелось открыть окно, чтобы как-то соприкоснуться с улицей. Оставил открытой и входную дверь, выходящую на лестницу. Не смел снова взглянуть на своих любимцев, хотя очень хотелось. Их молчания он тоже боялся. Безмолвие смерти висело над ним — молчание, полное невысказанных стонов. В коридоре что-то тихо шуршало и шевелилось, слышались приглушенные голоса. Яша стоял у окна и глядел на бледное голубое небо, на порхающих, щебечущих птичек. Вдруг послышалась музыка. Бродячий музыкант зашел во двор. Он заиграл старинную польскую мелодию — печальную песню о девушке, которую покинул любимый. Играла шарманка, дети бежали за шарманщиком, и, странное дело, Яша был благодарен ему. Эта мелодия нарушила безмолвие смерти. Пока тот играл, Яша мог смотреть на Магду.

Все же он не подошел к кровати, остался стоять у дверного косяка. Женщины прикрыли платком лицо покойницы. Поколебавшись, Яша подошел и откинул платок. Это была не Магда. Что-то безжизненное, воск или парафин: нос, рот — неузнаваемые черты лица. Только высокие скулы выдавали сходство. Уши окостенели, веки сморщились, будто глазные яблоки под ними уже провалились. На шее — багрово-синий след от веревки. Губы сжаты в молчании — и все же она кричит!.. Этот смертный крик невозможно вынести. Распухший, потрескавшийся рот, казалось, взывает: «Погляди, погляди теперь, что ты со мной сделал! Смотри же! Смотри!» Яша хотел прикрыть лицо, но не мог двинуть рукой. Это, конечно, была та же Магда, что ссорилась с ним сегодня поутру, та, которая принесла ему воды с колонки. Но это была уже иная Магда — ее надо было просить о прощении и снисхождении. Она, лежащая здесь, на этом ложе, уже ушла в вечность, отрезав от себя добро и зло этого мира. Перешла через бездну, и нет ей пути назад. Яша потрогал лоб покойной. Не ощутил ни холода, ни тепла. Это было вне ощущения температуры. Приподнял веко. По зрачку могло показаться, что она еще жива. Но взгляд обращен в никуда, даже не внутрь себя.

Прибыл катафалк. Магду забрали. Дюжий малый в синем фартуке и дерматиновом картузе, едва прикрывающем копну соломенных волос, взял ее одной рукой, как цыпленка, бросил на носилки, прикрыл кулем из рогожи. Он что-то крикнул Яше и протянул свидетельство. Ему помогал маленький человечек с закрученными усиками, который, похоже, был чем-то не доволен. От помощника этого разило водочным перегаром, и Яше пришла в голову мысль о выпивке. Боль и страх стали непереносимы. Он стоял и слушал, как мужчины спускаются по лестнице. За дверью перешептывались. Вообще-то обычно родственники прятали труп, стараясь избежать вскрытия. Конечно, Яше тоже следовало договориться с ксендзом, но все произошло слишком быстро. Он только прособирался и ничего не сделал. Ясное дело, соседи осуждают его, поражаются такому странному поведению. Он даже не проводил тело к похоронным дрогам. Ребяческая застенчивость сковала его. Если б не надо было появляться на людях, ушел бы. А пока ждал, чтобы люди разошлись. В квартире стало совсем темно. Яша стоял, смотрел на контур дверной задвижки, чувствуя, как его окружает, как к нему подбирается сверхъестественное. Позади, в тишине, что-то шелестело, пофыркивало. Страшно повернуть голову. Причудливые, странные тени подкрадывались, готовясь прыгнуть, вцепиться клыками, когтями, зубами, — что-то чудовищное и не имеющее названия. К такому он привык с детства. Детские ночные кошмары снова вернулись к нему. Это, конечно же, плод ночного воображения, уверял он себя, но трудно было отрицать их присутствие. Больше нескольких секунд такое невозможно вынести.