Но сообразительный иностранец, как оказалось, вообще не хотел вникать в значение его слов, изначально стремясь лишь к тому, чтобы разрядить возникшую между Альфредом и Лагнес напряжённую обстановку. А по возможности и помочь только что очнувшемуся юному страдальцу окончательно прийти в себя, поскольку его безосновательные нападки на всех подряд, несомненно, говорили о том, что он ещё не может в полной мере контролировать своё поведение… Или во всяком случае нечто подобное мимоходом уловил Альфред в голове этого Ральде, когда тот призвал его «держат себя фболшое покой».

— …Это ест, я думаю, наферно, хоспитэлен, эм, лечебница-а, — вновь позволил себе заговорить крайне дипломатичный иностранец, чем окончательно отвлёк чёрного колдуна от поглядывающей теперь с недоумением на них обоих девушки.

Тогда Альфред, недолго думая, решил всецело переключиться в своих допросах исключительно на этого упитанного усача.

— Та-ак, хорошо. А что ещё ты помнишь, пузо? Кто, как и когда доставил сюда тебя, меня, этого малахольного позади нас и эту девку на соседней кушетке, помнишь? Почему мы все вдруг оказались здесь в таком интригующем составе? — чуть ли не затребовал у августейшего иностранца всё ещё немного резковатый, но теперь явно куда лучше начавший контролировать свои рукоприкладнические настроения полуодетый Альфред.

— Я-я… я не знаю, сер-р, — попытался достойно и даже бесстрашно принять столь смелые нападки Ральде. Хотя стоявший перед ним сентусец и казался на вид почти вполовину моложе его. Однако отсутствие элементарного уважения в его поведении и словах очень хорошо сейчас подтверждало представления иностранца о типичных взбалмошных и угрюмых жителях этой страны, до сих пор агрессивно нападающих на любого представителя иной национальности при первой удобной возможности. — Нас с сестер энкрейн в эта комната из одного места. Там ми гуляли фдол улицы у фашкоролефскийдфор, понимаете? Турист. И осталных людей здес… как на самом деле слофоф фашем языке-е… прифезли тоже потом оттуда-а. Посколку, посколку мы фсе видели и слышали-и тогда, как один террор ханцебуммен там незфестное заклинание — и мы пострадальцы. Тут так много людей думать.

— Чего? Чего ты там лопочешь!.. — гневно процедил Альфред сквозь зубы. Правда, на самом деле он только сейчас начал кое-что припоминать о последних своих мгновениях, проведённых во дворце пред лицом каких-то военных. А также, по-видимому, самых главных членов нынешнего королевского совета, тела которых, в отличие от первых, оказались впоследствии лишь хитроумными псевдомагическими фальшивками. В чём сам чёрный колдун очень скоро убедился, как только Коу Корг бесследно исчез вместе с запущенным им вновь беспощадным временем, заставив многих министров в комнате покрыться волнообразными искажениями, говорившими об использовании иллюзии.

— Ох, мой брат хочет сказат, — проворковала вдруг из самого дальнего угла некая женщина, — что он совершенно не ожидал такого, и теперь мы все здес гадаем, что с нами сделают ваши люди в следующие дни.

Голос у незнакомки был просто до неприличия бархатистым, хотя в нём звучали заметные нотки отчуждённости. И это моментально заставило Альфреда переключить всё внимание уже на неё.

Поддерживая себя сомкнутыми на груди в замок тонкими птичьими руками, высокая брюнетка в шикарном синем платье, облегавшем её идеально стройную, не в пример половине современных женщин, фигуру по самые щиколотки, похоже, уже некоторое время просто стояла и наблюдала за происходящим. На вид она держалась абсолютно беспристрастно и холодно по отношению к возникшей перепалке, словно являлась лишь простым зрителем на каком-нибудь борцовском поединке. Однако в её глазах всё же поблёскивал слабый огонёк живого любопытства, будто эта женщина не прочь была узнать, что случится в финале.

Как бы то ни было, стоило Альфреду лишь как следует рассмотреть её длинные волнистые волосы, которые их хозяйка, судя по всему, каждый день старательно укладывала в характерную, подобную текущей реке, причёску, умудряясь каким-то образом соблюдать это даже здесь, в то время как почти все остальные люди вокруг выглядели довольно потрёпанно — и одного этого уже с лихвой хватило, чтобы окончательно погасить во всё ещё чрезмерно охочим до плотских наслаждений молодом бунтаре последние агрессивные позывы. К тому же, если судить по её менее заметному, чем у брата, акценту и более правильной манере составлять слова в предложении, эта женщина определённо была знакома с сентусским языком гораздо лучше, чем стоящий перед Альфредом пухляк.

Вот почему, практически тут же позабыв не только о нём, но и вообще обо всех заполнявших эту жалкую обшарпанную каморку серых личностях, чёрный колдун впервые позволил себе ненадолго расслабиться, изобразив на лице что-то вроде галантной, но слишком уж нагло выглядевшей в его исполнении улыбки.

— Извольте продолжать, мадам. Я слушаю, — заговорил он через пару секунд уже каким-то совершенно другим, не очень подходящим его обычной натуре голосом. Как будто бы снова ненадолго вернулся в миренкианский бордель, находящийся в самом центре городских трущоб. — Но для начала позвольте мне узнать и ваше имя тоже, чтобы иметь возможность к вам обращаться.

— Бесс. Бесстиен Шапенгейгер, — вновь прозвучал в ушах Альфреда её голос — неповторимый, пропитанный томной страстью и заводящий, наверное, каждого второго мужчину на свете.

После чего эта женщина сама первой направилась к нему, прошагав через полкомнаты с отчётливым цоканьем, которое издавали её узконосые гладкие полусапожки на слишком высоком и тонком для обычной прогулки по улице каблуке. Это наталкивало на мысль, что вместе с её шикарным, украшенным кое-где бисерными нитями платьем столь неповторимый вечерний ансамбль изначально должен был служить для показа на куда более торжественном мероприятии.

— Послушайте, мне рофным счётом всё равно, что вы сделаете с моим глупым братом, из-за которого нас обоих забрали сюда ваши регуляртен. Но если бы хоть один мужчина в этой комнате смог добится от них нашего освобождения, то я бы была ему просто безумно благодарна, — исключительно трепетным тоном заявила Бесс, встав прямо напротив молодого колдуна, лицом к лицу. И слегка переставила ноги так, чтобы по-кошачьи грациозно водрузить руку на свои разом округлившиеся бёдра.

Хотя, конечно, её неприкрытые выкрутасы не особо подействовали на Альфреда, поскольку он и сам только что пытался проделать перед ней почти то же самое. И всё же что-то чрезвычайно волнующее в этой зрелой даме пробуждало в нём желание обладать ею — намного сильнее, чем грубоватые повадки всех тех шлюх из борделя вместе взятых. Возможно, отчасти ещё и потому, что сейчас он просто вынужден был признать, насколько не шла ему роль профессионального соблазнителя, привлекавшая раньше только самых легкомысленных представительниц противоположного пола, которым, в сущности, было всё равно, на что клевать. И происходило это, скорее, лишь благодаря его тугому кошельку и неуёмной энергии.

— Эй, Бесси, а как же я? — раздался вдруг чей-то недовольный голос из того самого угла, откуда несколько мгновений назад так эффектно появилась сама черноволосая иностранка.