Он знал. Поэтому сказал:

— А я вообще учёный, так что заткнись и выполняй приказы.

Честно признаться, это вовсе не то, что я ожидала услышать. Совсем не то! Настолько, что я замерла на пару мгновений, совершенно некультурно приоткрыв рот и в изумлении глядя на мрачного мужчину.

Но в итоге всё же смогла взять себя в руки, когда он уже отвернулся и что-то выговаривал напряжённо кивающему правителю. Просто… действительно неожиданно вышло. Я-то думала, будет что-то вроде «ты не можешь отказаться» или «я всё понимаю», но такое…

Я терпеливо дождалась окончания их беседы, затем покорно последовала за ним прочь из зала, и только лишь на лестнице негромко сказала:

— Упрямый мужчина.

Рассмеявшись мне в ответ, Аксэль повернул голову и как-то совершенно странно взглянул на меня. Так задумчиво, но вместе с тем уверенно и… собственнически. А самое странное и пугающее — мне понравился этот взгляд.

— Мне нравится, как ты на меня смотришь, — будто прочитав мои мысли, произнёс он, продолжая смотреть мне в глаза.

Такое ощущение, что весь мир вокруг зашатался, и только лишь его глаза остались стабильны.

— Как я на тебя смотрю? — Вопрос вышел тихим-тихим, а в горле откуда-то появилось странное покалывание.

— Как на свою собственность, — прошептал мужчина, чьи глаза вдруг начали мерцать.

— Я бы на твоём месте не радовалась, — предупредила его совершенно серьёзно, первой отворачиваясь и разрывая то непонятное чувство, что заискрило между нами, — быть моей собственностью — то ещё удовольствие.

— Уверен, я как-нибудь справлюсь, — хмыкнул он, наглея до такой степени, что рука с моего запястья скользнула ниже, и пальцы переплелись с пальцами.

Он чуть сжал руку, я — нет.

Потому что я точно знаю, о чём говорю.

«То ещё удовольствие» — для меня. У меня уже есть один человек, из-за которого я хочу уничтожить весь мир, лишь бы ничего ей не угрожало. У меня уже есть сестра, за которую я переживаю до седых волос и до кошмаров среди ночи.

И мне не нужен ещё один такой человек. Моё сердце этого просто не выдержит.

Знаю, что эгоистично, но… все мы эгоисты. Все мы хотим счастья для себя. Моё счастье — целое и невредимое сердечко. И оно полностью отдано Арлим.

Поэтому:

— Нет, — тихое, но уверенное.

— Что «нет»? — Не понял меня Аксэль.

Взгляд ему в глаза и ещё более уверенное:

— Нет, Аксэль, прости. Нет.

И руку я забрала. Это оказалось не очень просто, потому что мужчина рядом со мной в одно мгновение будто окаменел. Но я всё же сделала это. А потом пошла дальше по лестнице, не останавливаясь, не оборачиваясь и не замедляя шага, чтобы позволить ему меня догнать.

Поэтому, когда лестница кончилась, я не знала, направо мне идти или прямо. И остановиться всё же пришлось, как и оглянуться, снизу вверх взглянув на мрачно на меня глядящего сжимающего кулаки мужчину.

— Почему? — Спросил он только тогда. — Потому что ты — одиночка?

Грустная улыбка сама собой заиграла на моих губах. Никак не отвечая, я пошла прямо.

Аксэль догнал меня всего через несколько шагов, причём двигался он практически беззвучно.

Широкая ладонь легла на плечо, останавливая, затем рывком меня разворачивая, после чего пальцы скользнули по шее, ухватили подбородок и заставили меня посмотреть мужчине в глаза.

И вот так он, совершенно серьёзный, немного мрачный и ужасно решительный спросил:

— У меня есть хоть шанс?

Я спокойно выдержала его взгляд, чувствуя себя как после отката от одного из сильнейших заклинаний, хотя ничем таким не пользовалась, и ответила:

— Нет.

Без истерик, без криков, без слёз. Вообще без всего, просто «нет».

— Хорошо, — кивнул он, а затем сказал что-то совершенно нелогичное: — выходи за меня?

Как минимум, ему следовало бы пойти в обратном порядке, но это всё равно ничего не изменило бы.

— Нет.

— Ладно, — очередной кивок, — а завтра ты выйдешь за меня?

— Нет, — нахмурилась я, старательно пытаясь понять, что он делает.

И Аксэль, будто почувствовав это, мгновенно меня отпустил.

— Спасибо.

— За что? — Совершенно его не поняла.

— Теперь я знаю, как ты выглядишь, когда врёшь, — спокойно пояснил он.

Брови взметнулись вверх, взгляд из «что происходит?» превратился в «вот как?».

— И как же? — Мне действительно любопытно было, что же он на это ответит.

— Твои глаза. Они грустные.

Если бы он не сказал этого, я бы и не попыталась прислушаться к себе. И я бы совершенно точно не поняла, что мои глаза, возможно, действительно были грустными. Не такими, когда хочется плакать, а такими, когда мы понимаем, что ничего не можем поделать, и именно от этого нам становится грустно. Очень грустно.

— Тебе просто показалось, — подняло голову чувство противоречия во мне.

— Очень сомневаюсь, — кривая усмешка скользнула по его губам, а дальше мне сказали что-то немного странное, но определенно заставляющее сильно задуматься: — Арвэн, необязательно всегда и для всех быть сильной девочкой. Ты уже делаешь это сколько? Три года?

— Четыре, — автоматически исправила я и только после этого отругала себя за болтливость.

— Четыре, — принял он, кивнув, и решил отрубить разом всё: — что случилось с вашей семьей? Где все? Не может же быть такого, что есть только ты и Арли.

Его обращение неприятно царапнуло изнутри. Я называю её Арли, для всех остальных она Арлим, так почему он?.. Как посмел? Кто дал ему право?

Наверно, плохо, что именно это зацепило меня сильнее, а не слова о нашей семье.

Есть раны, что не заживают, но мы всё равно как-то учимся жить с ними. Четыре года — подходящий для этого срок. Достаточное время для того, чтобы научиться не дёргаться от случайной мысли о них и перестать просыпаться среди ночи от душащего кошмара.

— Есть только я и Арли, — нарочно повторила его слова максимально холодно.

— Арвэн, — прозвучало, словно молитва, — ты не слышишь меня, моя милая Арвэн. Прекрати, пожалуйста, прекрати изображать сильную девочку. Со мной этого не нужно.

Я… не знаю, что сказать на это. Старая я бы впечатлилась. Нет, серьёзно, ей бы понравился мужчина, что добровольно берёт на себя все трудности и позволяет тебе быть слабой. Мне кажется, каждая девушка мечтает об этом.

Но… извечное но.

Я слишком долго была сильной. Я убеждала в этом всех вокруг, убеждала в этом даже саму себя, и дошла до того, что эта маска намертво въелась мне под кожу.