— Это верно, — улыбнулся Лейн, — но, как видите, я здесь… Боюсь, однако, что мое присутствие вызвано не только приятной компанией и искренностью вашего приглашения. — Лицо де Витта мгновенно омрачилось. — Понимаете, мне пришло в голову, — в голосе Лейна послышались властные нотки, — что вы могли бы кое-что мне рассказать.

Де Витт ответил не сразу. Он огляделся вокруг, словно впитывая звуки веселья, живительную красоту дочери, негромкий смех Эйхерна. Слуга во фраке открывал раздвижные двери банкетного зала.

Повернувшись, де Витт прикрыл глаза и застыл с поникшими плечами.

— Это просто сверхъестественно, сэр, — вымолвил он наконец, открыв глаза и глядя актеру в лицо. — Я действительно решил довериться вам. Это единственный выход. Но сейчас я не могу ничего вам сообщить. — Брокер решительно покачал головой. — Это длинная грязная история, а я не хочу портить вечер ни вам, ни себе. — Его руки слегка дрогнули. — Этот вечер для меня особенный. Я избежал страшной участи. Жанна… моя дочь…

Лейн кивнул. Он не сомневался, что де Витт думает не о дочери, а о жене. Ферн де Витт не было в апартаментах, но Лейн был уверен, что в глубине души де Витт все еще любит женщину, которая его предала.

Де Витт медленно поднялся.

— Не поедете ли вы сегодня с нами, сэр? Мы собираемся в мое поместье в Уэст-Инглвуде — я организую там небольшое торжество, — а если вы захотите задержаться на уик-энд, я обеспечу вас всем необходимым… Брукс тоже останется на ночь… — Он добавил другим тоном: — А завтра утром мы будем предоставлены себе, и тогда я расскажу вам то, о чем вы догадались с помощью какой-то чудодейственной интуиции и что ожидали услышать от меня сегодня вечером.

Лейн встал и положил руку на плечо маленького человечка.

— Я вас понимаю. Забудьте обо всем до завтрашнего утра.

— Всегда есть завтрашнее утро, не так ли? — пробормотал де Витт.

Они присоединились к остальным, и Лейн сразу же почувствовал скуку. Сплошные банальности… Покуда слуга во фраке приглашал собравшихся в банкетный зал, в голове актера вертелась назойливая мысль: «Завтра, завтра. Так тихими шагами жизнь ползет к последней недописанной странице».[57]Почувствовав, что де Витт взял его под руку, он вздохнул, улыбнулся и последовал за остальными к праздничному столу.

* * *

Обед проходил весело. Эйхерн выпил немного токая и пересказывал подробности напряженного шахматного матча Эмпериалю, но тот был откровенно невнимателен, предпочитая бросать через стол изысканные комплименты Жанне де Витт. Светловолосая голова Лайонела Брукса слегка покачивалась в такт негромкой мелодии струнного оркестра, скрытого за пальмами в углу зала. Кристофер Лорд обсуждал перспективы футбольной команды Гарварда, косясь на улыбающуюся рядом с ним Жанну. Де Витт сидел молча, наслаждаясь звуками знакомых голосов, пением скрипок, нарядной комнатой и изысканным столом, а Друри Лейн наблюдал за ним, иногда отпуская шутки, когда Лаймен, покрасневший от вина, вовлекал его в беседу.

За кофе и сигаретами Лаймен внезапно поднялся, хлопнул в ладоши, призывая к молчанию, и поднял бокал.

— Как правило, я терпеть не могу тосты. Это пережиток времени турнюров, кринолинов и франтов, поджидавших актрис у служебного входа в театр. Но сегодня подходящий повод произнести тост за избавление человека. — Он улыбнулся де Витту. — Здоровья и удачи вам, Джон де Витт.

Все выпили. Де Витт встал.

— Я… — Его голос дрогнул. Друри Лейн улыбался, но ощущение скуки усиливалось. — Как и Фред, я человек скромный. — Все засмеялись без всякой причины. — Но я предлагаю выпить за одного из нас, кто десятилетиями был кумиром миллионов культурных людей, кто смотрел со сцены на публику бессчетное число раз и кто, по-моему, является самым скромным из всех нас. За мистера Друри Лейна!

Все снова выпили, и Лейн улыбнулся, желая оказаться очень далеко отсюда.

— Я искренне восхищаюсь теми, — не вставая, заговорил он своим мелодичным баритоном, — кто может легко произносить монологи. На сцене учишься самообладанию, но я так и не научился сохранять хладнокровие в подобных ситуациях. Полагаю, мне следует произнести проповедь. — Лейн поднялся. — Но так как я не священник, а актер, моя проповедь должна излагаться в драматических терминах. — Он повернулся к де Витту, молча сидящему рядом с ним. — Мистер де Витт, вы только что пережили один из самых мучительных для эмоционального человека опытов. Для вас протекли, верно, нескончаемые годы на скамье подсудимых. Ожидая вердикта, означающего жизнь или смерть — одно из самых изощренных наказаний, придуманных человеческим обществом. Перенеся его с достоинством, вы заслужили высочайшую похвалу. Я вспомнил о полуюмористическом-полутрагическом ответе французского публициста Сьейеса,[58]когда его спросили, что он делал во время террора. «J'ai vecu, — просто сказал он. — Я оставался жив». Такой ответ мог дать только философ, обладающий силой духа. — Актер глубоко вздохнул и окинул компанию взглядом. — Нет большой добродетели, чем стойкость. Сама банальность этой мысли свидетельствует о ее правдивости. — Слушатели оставались неподвижными, но де Витт буквально застыл на месте — казалось, он чувствует, как поток слов входит в его тело и становится частью его самого, будучи целиком и полностью обращенным к нему одному. Друри Лейн вскинул голову. — Пожалуйста, будьте ко мне терпеливы — поскольку вы сами настояли на моей проповеди, — если я внесу печальную ноту в это веселое сборище неизбежной ссылкой на великого Шекспира. — Голос актера стал громче. — В одной из его недооцененных драм, «Короле Ричарде III», есть комментарий о лучшей стороне черной души, который кажется мне поразительным по своей глубине. — Он снова посмотрел на склоненную голову де Витта. — Ваш опыт в течение последних нескольких недель, мистер де Витт, к счастью, стер с вашего имени подозрение в убийстве. Тем не менее это не объясняет более великую тайну, ибо где-то в тумане скрывается убийца, который уже отправил две человеческих души в ад или, как я надеюсь, на небеса. Но многие ли из нас задумывались о его душе? Пускай это банально, но ведь и у убийц есть душа, причем, если верить нашим духовным наставникам, бессмертная. Слишком многие из нас думают об убийце как о бесчеловечном монстре, не помышляя о том, что в недрах любого человека таятся эмоции, которые в минуты эмоционального кризиса могут подтолкнуть к убийству.

Постепенно напряжение в атмосфере стало ощутимым почти физически.

— А теперь, — продолжал актер, — обратимся к трактовке Шекспиром одного из его самых интересных персонажей — уродливого, кровавого короля Ричарда, людоеда в человеческом облике. Однако вспомним его слова…

Внезапно Лейн изменил осанку, голос, выражение лица. Это произошло настолько неожиданно, что все уставились на него почти с испугом. Коварство, злоба, разочарование омрачили приятное лицо зловещими тенями. Изо рта у него вырывались сдавленные звуки: