Поезд, вздрогнув, тронулся с места. Де Витт слегка повысил голос:

— Короче говоря, я согласился с мнением остальных, что подсудимый виновен, мы вынесли вердикт, и осужденного казнили. Потом я выбросил этот инцидент из головы.

Поезд отъехал от перрона. Де Витт облизнул губы.

— А теперь о самой странной части этой истории. Я не вспоминал об осужденном девять лет. Но когда сегодня старшину присяжных попросили огласить вердикт, который так много для меня значил, — в течение краткого интервала между последним слогом официального требования и первым словом ответа старшины — перед моим мысленным взором внезапно, по непонятной причине, предстало лицо казненного, и в тот же миг я решил проблему, кто он и где я его видел, — спустя девять лет после того, как она последний раз меня беспокоила.

— И кто же он был? — с любопытством спросил Брукс.

Де Витт улыбнулся:

— Я же говорил, что это самое странное… Лет двадцать назад, когда я странствовал по Южной Америке, я случайно оказался в местечке Баринас, в венесуэльской провинции Самора. Однажды ночью, по пути в свое жилище, я услышал звуки борьбы, доносящиеся из темного переулка. Тогда я был молод и более решителен, чем теперь. При мне был револьвер. Я выхватил его из кобуры и бросился в переулок. Два оборванных метиса атаковали белого. Один из них размахивал мачете над головой жертвы. Я выстрелил и промахнулся, но негодяи испугались и убежали, оставив раненого лежать на земле. Я склонился над ним, думая, что раны серьезны, но он поднялся, смахнул грязь с окровавленных брюк, пробормотал благодарность и, хромая, скрылся в темноте. Я лишь мельком видел его лицо. И этого человека, чью жизнь я спас двадцать лет назад, я же более чем через десять лет спустя помог отправить на электрический стул. Похоже на правосудие Божье, не так ли?

— История, достойная занять место в сокровищнице фольклора, — заметил мистер Друри Лейн.

Поезд мчался сквозь темноту, тут и там усеянную огоньками окраин Уихокена.

— Но самое странное то, — продолжал де Витт, — что я разгадал эту тайну, когда моя собственная жизнь была в опасности! Не забывайте, что я видел лицо этого человека лишь однажды и много лет назад…

— Одна из самых поразительных историй, какие я когда-либо слышал, — сказал Брукс.

— Человеческий ум способен на еще более удивительные вещи за минуты до смерти, — промолвил Лейн. — Восемь месяцев назад я читал в газете статью об убийстве, происшедшем в Вене. Мужчину нашли застреленным в гостиничном номере. Венская полиция опознала в нем мелкого уголовника, в прошлом бывшего полицейским осведомителем. Мотивом, очевидно, служила месть какого-то преступника, которого информация, сообщенная жертвой, привела за решетку. В статье говорилось, что жертва прожила в отеле несколько месяцев, редко покидала номер и даже принимала там пищу, несомненно от кого-то прячась. Остатки последней трапезы находились на столе. Его застрелили на расстоянии семи футов от стола, причем смерть не была мгновенной. Кровавый след тянулся по ковру от этого места к столу, у которого его обнаружили. Имелось одно странное обстоятельство. Сахарница на столе была опрокинута, гранулированный сахар разбросан по скатерти, а целая горсть находилась в стиснутом кулаке мертвеца.

— Интересно, — пробормотал де Витт.

— Объяснение казалось достаточно простым. Будучи смертельно раненным, он подполз к столу, нечеловеческим усилием приподнялся и схватил из сахарницы горсть сахара, прежде чем мертвым свалиться на пол. Но почему? Каково было значение сахара? Как объяснить этот последний отчаянный поступок умирающего? Венская полиция была озадачена. — Мистер Друри Лейн улыбнулся слушателям. — Мне пришел в голову ответ на эти вопросы, и я написал в Вену. Спустя несколько недель я получил письмо от тамошнего префекта полиции, сообщающее, что убийцу арестовали до прибытия моего послания, но что оно прояснило инцидент с сахаром, который даже после ареста преступника оставался необъяснимым для полиции.

— И каково же было ваше решение? — спросил Эйхерн. — По сообщенным вами скудным деталям я не вижу никакого объяснения.

— И я тоже, — присоединился Брукс.

Де Витт нахмурился, скривив губы.

— А вы, мистер де Витт? — спросил Лейн, снова улыбнувшись.

— Боюсь, что я не понимаю значения самого сахара, — задумчиво ответил брокер. — Но одно кажется очевидным — что умирающий оставил ключ к личности своего убийцы.

— Великолепно! — воскликнул Лейн. — Вы абсолютно правы, мистер де Витт. Являлся ли сахар ключом сам по себе? Указывала ли жертва на то, что убийца — сладкоежка? Или, наоборот, не означало ли это, что он диабетик? Конечно, озвученные предположения притянуты за уши. Я этому не верил, так как умирающий, несомненно, оставил ключ для полиции, и следовательно, с его помощью она могла добиться успеха. С другой стороны, что еще мог означать сахар? Что гранулированный сахар напоминает внешне? Это белое кристаллическое вещество… Я написал венскому префекту, что, хотя сахар мог указывать на убийцу-диабетика, более вероятное объяснение заключается в том, что он кокаинист.

Все уставились на актера. Де Витт усмехнулся и хлопнул себя по бедру:

— Ну конечно, кокаин! Белый кристаллический порошок!

— Арестованный действительно оказался законченным кокаинистом, — продолжал Лейн. — Поэтому мой корреспондент цветистым слогом выразил мне свое восхищение. Однако мне это объяснение казалось элементарным. Меня больше интересовала психология убитого. Он обладал явно неординарным интеллектом, оставив единственный ключ к личности убийцы в краткий промежуток времени между ранением и смертью. Как видите, нет пределов возможностям человеческого ума в краткие моменты перед концом жизни.

— Совершенно верно, — кивнул де Витт. — Интересная история, мистер Лейн. Несмотря на то что вы считаете свой вывод элементарным, я думаю, он свидетельствует о вашем необычайном таланте проникать сквозь то, что лежит на поверхности.

— Если бы он тогда был в Вене, то избавил бы полицию от лишних хлопот, — заметил Эйхерн.

Норт-Берген скрылся в темноте. Лейн вздохнул.

— Я часто думал, что труднейшая проблема преступления и наказания упростилась бы, если бы жертва, сталкиваясь с потенциальным убийцей, могла оставлять ключ — пусть даже самый загадочный — к личности убийцы.

— Даже самый загадочный? — усомнился Брукс.

— Конечно, мистер Брукс. Любой указатель лучше, чем его отсутствие.

Высокий крепкий мужчина, в надвинутой на глаза шляпе, с бледным и напряженным лицом, вошел в вагон с переднего конца. Подойдя к четырем собеседникам, он прислонился к зеленой рубчатой ткани спинки сиденья, покачиваясь в такт поезду, и сердито уставился на Джона де Витта налитыми кровью глазами.

— Коллинз? — с отвращением произнес де Витт; во взгляде актера мелькнул интерес.

— Вы пьяны, Коллинз, — сказал Брукс. — Что вам нужно?

— Во всяком случае, не болтать с вами, паршивый стряпчий, — отозвался Коллинз. — Де Витт, — обратился он к брокеру, сдвинув шляпу на затылок и тщетно пытаясь улыбнуться, — я хотел бы поговорить с вами наедине.