— А теперь обувь, — произнесла она.

Они вернулись к стенному шкафу, и Мария сняла с полки несколько пар старой некрасивой обуви. Это не были туфли на высоких каблуках или лодочки. Это была абсолютно немодная обувь, широкая в ступне и на невысокой подошве, в которой ее ноги смотрелись откровенно уродливо. Эдвард утверждал, что такие туфли — лучшее для ее ног, а она молча глотала эту ложь, как и многое другое. В них Мария была чуть ниже его ростом и не могла смотреть ему прямо в глаза. И эта обувь была дешевой, что тоже имело большое значение.

Инспектор с полицейским наклонились и тщательно прощупали обувь изнутри, чтобы ничего не пропустить.

Мария подошла к стоявшей у кровати тумбочке Эдварда, взяла фотографию, которую так сильно ненавидела, и, когда полицейские отвернулись, засунула ее в стопку с бельем. Больше из этого дома ей не было что-либо нужно. Вежливый полицейский поднял чемодан, спустил вниз и поставил в багажник машины Ньюэлла.

Потом в течение нескольких минут Мария стояла в саду, ожидая, пока инспектор проверит, всё ли в доме в порядке.

— Я ни о чем не жалею, — прошептала она терпеливо ждавшему рядом адвокату. — Если б мне дали возможность еще раз прожить тот день, единственное, что я изменила бы, так это убедилась, что он действительно мертв.

— Вот этого произносить в суде вслух точно не стоит. Присяжные должны вам сочувствовать, когда вы будете рассказывать им историю своей жизни, — посоветовал Ньюэлл, засовывая руки в карманы. Он произнес эти слова отнюдь не назидательным, а обычным тоном. — Вне зависимости от того, что думаете о своем муже, вы должны показать, что являетесь жертвой, а не агрессором.

— Мне надоело быть жертвой. Присяжным придется принимать меня такой, какая я есть.

— Что бы я ни говорил, мне не удастся изменить ваше мнение?

Мария улыбнулась в ответ. У Джеймса были добрые глаза, и она подумала о том, как сложилась бы ее жизнь, если б она вышла замуж за человека, похожего на него…

— В данном случае вы его не измените, но я вам в любом случае признательна. Приятно, что обо мне кто-то заботится.

Адвокат отвез ее в хостел для находящихся под поручительством и донес чемодан до ее комнаты. Мария ему нравилась. Ньюэлл изо всех сил старался не подать виду, что этот процесс выиграть будет очень сложно. Но для нее все это не имело никакого значения. Она и так поняла, что все зависит от воли случая. Все зависит от того, как ляжет карта…

* * *

Через полчаса за Марией приехало такси. Чемодан снова вытащили из комнаты и положили в багажник автомобиля.

— Куда? — спросил водитель, когда она села за заднее сиденье.

— Таллон-стрит, — ответила Мария, — под мостом.

— Вы уверены, что это правильный адрес? — удивленно спросил водитель, повернувшись к ней. — Там нет домов, и, вообще, это не самый лучший район. Одни наркоманы и бездомные, особенно по вечерам.

— Я знаю. Адрес правильный.

Они ехали пятнадцать минут, но если б по пути не было дорожных работ и такси не стояло на светофорах, то доехали бы еще быстрее. Мария смотрела в окно. Толпы молодых мужчин и девушек сидели на солнцепеке на скамейках и наслаждались ветерком. Казалось, что все жители Бристоля в полном составе вышли на улицы.

Таллон-стрит не была похожа на остальные улицы города. Раньше в этом районе было много заводов, на месте которых сейчас стояли пустые коробки корпусов и зданий. Этот район располагался достаточно далеко от центра, чтобы быть престижным, но достаточно близко для тех, кто хотел спокойно заниматься своими темными делишками. Об этом месте Мария узнала в хостеле и подумала, что эта информация может ей пригодиться.

— Остановитесь здесь, — попросила она водителя. — Не могли бы вы вынуть мой чемодан?

Он покачал головой, но сделал так, как она просила, хотя все, что он думал по этому поводу, было написано на его лице.

— Подождете меня? Я недолго, — сказала Мария.

— Пять минут, потом возьму другой заказ, — ответил он, садясь за руль. — Поосторожнее там.

Мария затащила чемодан под арки моста. На тротуаре на листах картона и в спальных мешках лежали люди, замолчавшие, как только она подошла ближе. Здесь пахло мочой и дымом. С одной стороны проход под мостом был освещен затянутыми паутиной тускло-оранжевыми лампами.

— Есть деньги? — спросил ее кто-то, когда Мария переступала через ноги лежащих людей.

— Извините, денег нет, — ответила она, — но я хотела оставить какое-какую одежду для всех тех, кому она нужна.

Она раскрыла чемодан, чтобы показать, что внутри нет ничего опасного.

— Только одежда? — крикнул кто-то чуть впереди нее под мостом.

— И обувь, — ответила Мария и наклонилась к женщине, которая вытащила зажигалку, чтобы прикурить. — Можно на секунду вашу зажигалку?

Женщина вложила ее в руку Марии, не затруднив себя разговором. Та достала из кармана фотографию, на которой была запечатлена с Эдвардом в день их свадьбы, отогнула зажимы с обратной стороны рамки, достала фото и кончиками пальцев провела по своему счастливому, полному надежд лицу. Какой она тогда была невинной… И не подозревала, что ее ждет.

Мария подожгла край фотографии и держала ее в пальцах до тех пор, пока огонь не подкрался к пальцам, после чего отпустила горящую бумагу.

— Спасибо, — сказала она женщине и вернула зажигалку.

К тому времени, когда Мария вышла из-под моста, вещи из ее чемодана уже были разбросаны по асфальту. Вот это Эдварду не понравилось бы больше всего, подумала она, возвращаясь к такси. Эту одежду он выбрал для того, чтобы она знала свое место. Он заплатил за нее деньги, которыми так дорожил. Он знал, что она ненавидит эту обувь и эту одежду. Его покоробило бы, что она отдала эти вещи людям, которых он от всей души презирал. У него полностью отсутствовало чувство сострадания, и он был уверен в том, что все бездомные — это алкоголики и наркоманы. В том, как она поступила с ненавистной одеждой, была доля пафоса, и тем не менее Мария почувствовала, что на душе у нее стало легче.

Теперь она может жить дальше. Суд шел нестерпимо медленно, и разрешение на посещение дома она получила только после того, как обвинение полностью представило и высказало все то, что хотело. Наконец Мария сделала то, что уже давно планировала. Единственная фотография, на которой она была запечатлена с Эдом, превратилась в пепел. Только вот жаль, что не он сам.

Седьмой день суда

Ее честь судья Дауни, обвинение и защита, полицейские, приставы и присяжные встретились около ворот перед домом Блоксхэмов. На фотографиях, которые видели присяжные, была видна лишь часть дома и участка: вид на кухню и кусок подъездной дороги к дому, где Мария положила на землю ножку стула. По фото было сложно понять, насколько это дорогой и хороший дом, поэтому ничто не подготовило Лотти к такому величию. Ворота при въезде на территорию были украшены завитушками из кованого железа черного цвета. Полицейский вышел из машины, нажал кнопку дистанционного управления, и, словно в сказке, ворота открылись, двигаясь буквально в миллиметрах от выложенной гравием дорожки и не задев ни один из камней. Вокруг дома рос впечатляющий сад. Было видно, что раньше за ним тщательно ухаживали, а теперь сад забросили, и он зарос травой. Дом был словно с картинки из журнала о красивой жизни: роскошный, ухоженный, с огромными окнами, занавески на которых были подвязаны на абсолютно одинаковом расстоянии от стены.