перевезет сюда Алтынджемал и детей, как обещал, я завтра же перейду к вам. У него не останусь, к нему зря и пошла, а дома одной боязно и тоска мучит. Можно, говорит, совсем заболеть от тоски». — Да ты разденься, садись, — спохватилась, наконец, теща. — Садись, посиди, а я чай поставлю и за ней схожу.

— Нет, что вы! Спасибо! Пожалуйста, не трудитесь и время уже за полночь, — запротестовал Готчак. — Спасибо! Я сам ее найду, если уж так…

Час был действительно поздний, когда Готчак добрел до Окузовой квартиры, и он крайне был удивлен, еще издали увидев в окнах за ставнями свет. «Верно, не спит еще кто-то», — подумал он, взошел на невысокое крыльцо и только поднял руку, чтоб постучаться, мигом отдернул ее и замер, затаив дыхание. До его слуха доносился непонятный шум, словно за дверью люди гонялись друг за другом. И два голоса хорошо знакомые. Топот в комнате еще более усилился. Вдруг Гулялек вскричала:

— Окуз!..

Сиплый голос Окуза отозвался мгновенно и кое-что можно было разобрать.

— Милая Гулялек, я Окуз… я… я… — доносились с той стороны еле внятные всхлипы и, судя по шуму, опять возникшему там, Окуз преследовал Гулялек, а она оборонялась. Крикнула громче с отчаянной какой-то решимостью:

— Убирайся! Уйди, урод проклятый! Вот каким другом моего мужа ты оказался! Еще сестрой осмеливаешься меня называть!.. Не подходи, страшилище! Уйди!..

— Не уйду — пропел диким сладострастным тенором Окуз и, кажется, опять топот и беготня начались, но Готчак не слушал, стучал во всю мочь в двери и толкал ее плечом.

— Откройте! Пустите!

Голоса там утихли, но ему не отпирали. Он попробовал высадить дверь, она не поддавалась. Из комнаты донесся душераздирающий вопль Гулялек. Тогда Готчак забарабанил кулаками с такой яростью, что там услышали и кто-то приблизился к двери.

Смех некстати

Давно позволял он себе лишнее, перешагивал границы дозволенного, а тут и вовсе дал волю страстям. Окончательно зарвался, потерял всякую меру и теперь близилась расплата. В последнее время безбожно сорил деньгами, и не проходило вечера без компании у приятелей или у него дома. Очаровательная солдатка подавала чай, убирала посуду, в этом обществе ее рекомендовали, как сестру, а иногда, похваляясь перед самым близким, хозяин дома именовал Гулялек будущей хозяйкой, намекая на предстоящий брак. Догадываясь о том, а порою и слыша подобные намеки, Гулялек не могла оставаться к ним равнодушной и на днях, после очередной компании, сказала Окузу:

— Вы обещали из колхоза привезти Алтынджемал и детей. Ведь я с таким условием и согласилась временно на это пристанище. Но почему их до сих пор не везете?

— Ай, Гулялек, когда передо мной ты, зачем мне алтын и кумыш? — отшутился он, разыгрывая беспечность, и вдруг попытался обнять Гулялек, а сам заливался смехом и приговаривал: — Если б ты знала, как хочется избавиться навсегда от Алтын! Ах, джык, дж-ы-ы-к!..

Гулялек оттолкнула его и сказала:

— О, только руки, пожалуйста, уберите!.. Если так, если не привезете жену и детей и будете вдобавок позволять себе это… я ни одного дня здесь не останусь.

— Оставь, милая, мы не дети, и к чему устраивать войну! Я ведь не всерьез, — сказал примиряюще Окуз. — Я в тот раз, честное слово, хотел захватить с собой Алтынджемал, но мать приехала от младшего брата и опять расстроилось с их переездом. А тебе нечего беспокоиться, выбрось все из головы. Честное слово, не стану ж я тебя обманывать!

Несколько дней Окуз отсутствовал, то ли в командировку выехал, или в колхоз, к семье, а может быть ночевал у приятелей. Гулялек, навещая сегодня утром мать, не вытерпела, призналась ей, что зря верила в порядочность Окуза и зря пошла к нему в дом. Если он и в самом деле не собирается брать семью в город, то ей в этом доме не место. Всех подробностей не рассказывала, не хотела родных расстраивать, но мать и без того поняла, что Окуз обманывает их и переселение к нему со стороны дочери было большой ошибкой.

Поздно вечером Окуз вернулся пьяный, едва держался на ногах. Гулялек слышала из своей комнаты, как он бормотал что-то себе под нос, долго раздевался, потом напевал песенку и вот приблизился к двери, стал отворять. Длинные волосы растрепались, свисали на лоб беспорядочными космами, глаза блуждали и вид у него был странный. Гулялек некоторое время глядела со страхом из темного угла, потом смежила ресницы и притворилась спящей. Пьяный человек опомнится и уйдет, думала она, но получилось иначе. Окуз ступил на ковер, нагнулся раз, словно хотел прикоснуться к ней, отшатнулся и еще раз склонился над женщиной, оцепеневшей от страха. Затем, вспомнив что-то, выпрямился и, пошатываясь, быстро удалился в свою комнату.

Там опять пыхтел, долго стягивал с себя рубаху, снова топтался вокруг стола, открыл буфет и гремел посудой. Достал водку, принялся пить прямо из бутылки и, отхлебнув несколько глотков, со стуком поставил бутылку на стол. Он притих возле дивана и Гулялек, подумав, что он спит, успокоилась и в самом деле на минуту задремала. Даже бредовое какое-то видение возникло в минутном сне. Страшная звериная голова с косматой гривой и кроваво-красными глазами надвигалась на нее. Противная слюна свисала с красных вывернутых губ чудовища. Оно ощетинилось, вращало глазами и то пугало, то ластилось, все время намереваясь коснуться ее лба. Ей все хотелось спрятаться от этих глаз, остаться незамеченной, но некуда было укрыться и чудовищный зверь постепенно все приближался. Слюна с нижней губы уже капала на одеяло и это вызывало такое чувство ужаса и омерзения, что Гулялек не выдержала, крикнула первые пришедшие на ум слова.

— Окуз, Окуз! Спаси меня! — завопила она истошным голосом и тотчас послышалось бормотанье, совсем уже явственное.

Открыв глаза, она увидела рядом его. Он далеко к стене занес руку, пытался обнять Гулялек, а другой, должно быть, целился придавить ее к кровати.

— Милая Гулялек, вот я — Окуз, ты сама меня зовешь, вот я… вот!..

Она стремительно вскочила с кровати, но тут пьяный человек не промахнулся, обхватил ее за спину. Она вырвалась и толкнула его с такой силой, что Окуз отлетел и тяжело рухнул в угол. Гулялек поспешно надела платье, взяла платок. Окуз, следя за нею и немедленно поднимаясь с ковра, шаловливо пригрозил пальцем, словно они играли и игра будет еще продолжаться.

— Ты сильная девочка. Я не знал. Ты Окуза свалила… джык, джык… дж-ы-ы-к!.. Убегать ты не думай, ключи — вот, а там решеточки… джык, джык… джы-ы-к…

С непостижимой