– Но ведьмари не могут приблизиться к этой закладке!

– Сейчас нет. Она защищается от них, да и нам тоже доверяет не сразу. Тогда же она была доверчивой. Но и Гай был иным. Защита ШНыра пропускала его. Зеленый Лабиринт он сажал своими руками вместе с другими первошнырами… Отколотую часть каменного фонтана – видимо, она была не такой уж большой – Гай увез с собой.

– А почему не самую большую? – удивилась Рина.

Кавалерия усмехнулась.

– Слишком тяжелая. Грузовиков тогда не было. Но не в этом суть. Отколотая часть камня стала для ведьмарей знаменем и одновременно защитой.

Рина не привыкла, что ведьмарей надо от кого-то защищать. Скорее уж наоборот.

– Защитой от кого? От первошныров?

Кавалерия удивленно вскинула брови.

– Не думаю, что первошныры нападали. Нет, отколотая часть фонтана защищала ведьмарей от взятых ими закладок! Продлевала жизнь и сохраняла разум. Да она и сейчас продолжает делать это.

Рина запутывалась все больше.

– Разве от закладок нужно защищать?

– Пять баллов! А от кого еще? – подбоченилась Кавалерия. – Это кажется, что можно без вреда пожирать закладки. Нет, милочка! Они опаснее яда, какими бы замечательными ни казались на первый взгляд!

Кавалерия взглянула на Рину и, почувствовав, что окончательно сбила ее с толку, ободряюще ущипнула за рукав куртки.

– Ну-ну! Разумеется, я говорю о ЧУЖИХ закладках! Они тебя одаривают, но они же и убивают, потому что это не твой дар, не твоя часть души, а все, что не твое, не может стать твоим навечно.

– То есть все же смерть?

– Хотя и отодвинутая во времени. А так я не сомневаюсь, что каждого из нас на двушке – за первой грядой, а может, и не за первой – ждет его собственная закладка. Она неповторима, единична, создана именно для тебя, и для каждого она своя. Когда-нибудь – возможно, потом, за гранью жизни – каждый из нас ее получит и приобретет то, о чем и не мечтал, а пока нет ничего хуже, чем поспешить и схватить чью-то чужую.

Рина соображала. Ей приятно было представлять, что где-то на двушке ее ждет собственная закладка. Причем ждет уже сейчас.

– А найти ее нельзя? Прямо сейчас! А вдруг! Могут же быть невероятные совпадения? – спросила она нетерпеливо.

– Мне проще поверить в невероятную глупость! – Пожимая плечами, отчеканила Кавалерия. – Не хочу навязывать свой взгляд на вещи, но не думаю, чтобы преждевременная встреча даже со своей закладкой пошла кому-либо на пользу!

Рина почувствовала, что тему лучше замять.

– Но почему та половина… нет, треть камня… до сих пор дает ведьмарям силы?

– Она переродилась. Кроме того, на двушке – а каменный фонтан, безусловно, оттуда – все происходит с непонятной, необъяснимой для нас неспешливостью. Постепенно дается, но не сразу и отнимается. Одно точно: с каждым годом ведьмари становятся ненасытнее, злее, отчаяннее. Ничто уже не может их надолго обрадовать или отвлечь. Все это означает, что их часть камня постепенно теряет силу…

Разговаривая с Риной, Кавалерия машинально отрывала от ветки самшита сухие листики, не вредя зеленым. Рина узнавала эти движения: точно так же она выщипывала осенью репьи из гривы и шерсти пегов.

– Афанасий сказал: ведьмари ищут недостающую часть закладки со стрекозой! И даже догадываются, что она в ШНыре. Зачем она им теперь, спустя столько лет?

Очки Кавалерии тревожно блеснули, поймав и заключив в себе солнце.

– Вывод один: они нашли вторую часть закладки. Но где? Как? – сказала она тихо.

– А вы точно знаете, что Руслан погиб? Не был захвачен в плен или… – неосторожно ляпнула Рина.

– Или ЧТО? – грозно переспросила Кавалерия.

Подталкиваемая раскаяньем, Рина шагнула к ней, но та категорично вытянула ей навстречу ладони, не подпуская ее к себе.

– Нет, нет и нет! Не смей извиняться! В определенном контексте извинение хуже нового оскорбления! Я не обижена! Вопрос был обоснованным! Нет, он не сдался, не слился с закладкой и не стал ведьмарем. Он погиб. Можешь поверить моему материнскому сердцу.

Кавалерия повернулась и быстро пошла. Рина, не ожидавшая, что разговор так неожиданно оборвется, бросилась за ней следом не сразу. Когда же бросилась – запуталась в сплетениях лабиринта.

– Я поняла! Он хотел помешать Гаю расколоть каменный фонтан? Да? – крикнула Рина поверх кустов.

Она думала, что Кавалерия далеко и потому кричала громко, но ответ прозвучал совсем близко, и Рина поняла, что их разделяет один виток лабиринта. Причем ответ был совсем, как показалось Рине, не по существу.

– Кто ребенка любит, тот и оттискивается в нем, – тихо сказала Кавалерия.

Правда побеждает всегда, но в своих победах проходит десятки поражений…

Человеку кажется, что сделать то или другое ему мешает недостаток сил. На самом же деле все упирается в недостаток любви.

Сравнительное шныроведение,

отрывки лекций

Рина с Ярой стояли на крыльце и наблюдали, как шесть приблудных котов, загадочно преодолевших защиту ШНыра, уворачиваются от рыбьих голов, которые с крыльца швыряет в них Суповна.

– Чтоб тебя глисты проточили… чтоб на тебе практикант тренировался… а ты, сволота тошшая, чего уставился? Никто с тобой, рахитом, не поделился? Ну да, подавись! Быстрее жри, а то опять отнимут! А ну, отвянь от него ты, рыжий! Да-да толстомордый, к тебе обращаются! Ишь ты, мявяло раззявил! Свое сожрал, гаденыш лохматый, и к маленькому лезет! Вот я тебе хвост-то прищемлю, чтобы у тебя глаза из орбит выпрыгнули! – восклицала Суповна после каждого броска.

Когда рыбьим головам пришел конец, Суповна с сожалением заглянула в пустой таз и, довольная, с чувством сказала: «Уф!» Потом пальцем поманила Рину.

– А ну-ка, девка! Живо сюда дуй! Протри таз снегом! Ненавижу, когда рыбой воняет!

Рина зачерпнула тазом снег. Суповна стояла рядом и наблюдала за ее работой.

– Ну вы и ругаетесь! – сказала Рина.

Она опасалась, что Суповна вспылит, но старуха только рукой махнула.

– Ругаюсь – это да. Да разе это ругня? Сестра у меня троюродная была, Машка, в Рассохино жила одна-одинешенька, опосля брат ее в Москву умирать перетащил. Вот Машка, та да! Матерщинница была страшенная… мать-перемать… Как начнет крыть, изъерзаешься вся! И слова вроде обычные, но из души все идет! Мужики от нее зеленые уходили! А ведь мужики-то свои, деревенские, ногу им в ухо!.. Зато как пела! Прямо сердце переворачивала! Поет и плачет. А как-то говорит мне: «Хоть бы мне небо разик увидеть, как там тучки плавают! Только разик! А там и помирать можно, так его и разэдак!»