Доброволец вызвался окончательно разрушить остатки стен, ударив по ним мотыгой, и они сразу же рухнули на землю. Началось восстановление. Но всю ночь город не отпускала тревога. Не покарают ли сверхъестественные силы тех, кто осмелился ударить по стенам мечети? Наутро обнаружилось, что все находятся в отменном здравии, и работы продолжились с еще большим энтузиазмом. Когда они были закончены, священный камень нужно было перенести в угол здания, и тут возникла ссора между четырьмя старейшинами: каждый из них добивался чести самому перенести его на прежнее место. Чтобы уладить распрю, они решили пригласить судью — первого человека, который войдет в святилище. Им оказался Мухаммед. Он положил камень в центр куска белой ткани, расстеленного на земле, и велел племенным вождям Мекки взяться за его края и отнести камень к стене Каабы. Мухаммед сам установил камень на прежнее место.

Тогда ему было, должно быть, тридцать пять лет, и, по-видимому, именно тогда его прозвали аль-Амин (надежный), тот, в котором можно быть уверенным.

Волны моря человеческого катятся к стенам Каабы, паломники касаются ее, гладят, прижимаются к ней всем телом. Лес рук тянется к ней, гром рукоплесканий сотрясает мечеть. Трясущийся худой старик с глазами, полными слез, тоже хочет принять участие во всеобщей суматохе и коснуться священного камня. Колосс-африканец поднимает его и подталкивает к желанной цели. Дрожащими пальцами тот гладит Черный камень и вдруг роняет руки, будто по ним ударили. Слезы его высохли. Старик вернул душу своему Богу, протянув к нему руки. Толпа поворачивается, новость о смерти объединяет ее: «Аллах Акбар! От тебя мы идем и к тебе вернемся, о создатель обоих миров, ты даешь, ты и отнимаешь… Аллах Акбар!» — задыхаясь, кричат сотни тысяч людей. Паломники сменяются, чтобы нести по очереди умершего. Незабываемое зрелище: белоснежный круговорот, дюжины носилок и тысячи зонтиков, плывущие над головами людей, подобно парусникам. И тело старика, лишенное набедренной повязки, верующие передают из рук в руки.

Многие молодые мужчины идут позади жен, держа их за плечи. Даже здесь они боятся, как бы кто-нибудь их не «отведал», как говорят в Алжире. Этот обычай вести жену впереди себя широко распространен в средиземноморских мусульманских странах. Дюжина крепких мужчин-египтян приближается к камню, образуя что-то вроде плотины, перекрывающей поток паломников. Это делается для того, чтобы их жены могли коснуться святыни под защитой «стены» и их не задели незнакомые мужчины. Со всех сторон несутся крики, ругань, протесты. «Вы, мешки с бобами!», — кричит тунисец, намекая на самый дорогой и на самый дешевый овощ для этих «выходцев из страны фараонов-безбожников», как часто называют Египет среди арабских стран.

Черный камень. «Рыбий глаз» похож на иллюминатор в самолете. Он покрыт толстым слоем воска цвета темного винограда. Вот чего ищут руки уммы, вот к чему тянутся губы.

Черный камень — все, что осталось от древней Мекки. Он запечатан так же, как заключены в бетонную оболочку обитель Бога и город пророка, как они одеты в мрамор, штукатурку, золото и серебро. Погребение по высшему разряду остается погребением.

Что за дело до мрамора и золота, до огня и пепла! Река покорных Аллаху становилась все более полноводной с течением времени, и в январе 630 года пророк, едва успев передохнуть после осады родного города, отправился к святилищу верхом на верблюдице, держа в руках длинную палку. Он проследовал мимо ликующей толпы мужчин, женщин и детей, мимо стад коров и верблюдов. Он вошел в Харам, коснулся камня палкой и воскликнул: «Аллах Акбар!» Затем обошел Каабу семь раз и затем опрокинул 360 каменных идолов, установленных вокруг. Хубал — главное божество языческой Мекки и большей части арабов того времени, упало на землю под ударами посланника Аллаха. Культ Хубала, божества звезд, был заимствован из Месопотамии или, согласно другим источникам, из земель моавитян в III веке до Рождества Христова, и его идол был сделан из сердолика, а отломанная правая рука заменена курайшитами на золотую. Он стоял у источника Земзем лицом к Каабе. Кроме того, Хубал был хозяином судьбы, однако тут ему приходилось делить полномочия с Аллахом, «богом» всех арабов и всех семитов. Культ Хубала процветал в Мекке. По сторонам от него были установлены статуи трех богинь, «дочерей Аллаха».

Аллат (женский род слова «Аллах») была уже описана Геродотом под именем Алила и представляла, по его мнению, одно из воплощений Венеры, утренней звезды. Эллинизированные арабы идентифицировали ее с Афиной. Кроме этой богини имелись еще аль-Узза и Манат,[58] державшая ножницы, которыми она перерезала нить судьбы и которую почитали во всей Аравии.

Полное уничтожение языческих мекканских божеств не было поступком импульсивного завоевателя или революционера, решившего разом покончить с прошлым. Будучи натурой страстной, бурной и чувствительной, но в то же время склонной к размышлениям, пророк долго колебался перед тем, как взять в руки палку и молот. Действительно, один из самых трогательных эпизодов говорит нам о том, как Мухаммед внутренне разрывался между своей преданностью Аллаху и привязанностью к соотечественникам. «Когда посланник Бога, — писал историк Табари (839–923), — увидел, что его народ отдаляется от него, ему тяжело было признать проявления этого отдаления перед откровением, что ему передавал Аллах. И в душе своей он возжелал получить от Бога текст, который приблизил бы его к народу».[59] И вот Аллах послал суру Звезда: «Видели ли вы аль-Лат и аль-Уззу, и еще эту третью, — Манат?» (Коран, 53:19,20) и, чтобы соединить этим сбивающим с толку объявлением тех, кто знал его непримиримым монотеистом, сказал: «Есть великие богини, и их заступничество, конечно, желанно». Курайшиты, услышав эти стихи, преисполнились радости и простерлись на земле, и с ними — мусульмане и язычники. Заблудшее дитя наставили, наконец, на путь истинный, предложив примитивный консенсус. Мухаммед не признавал излишней оригинальности.

Это парадоксальное откровение не примирило Мухаммеда со своими соотечественниками и в конце концов привело к непоправимому разрыву между ним и язычниками. Признать правомерность языческих культов означало сделать относительным могущество Аллаха. А признание его всемогущества было равносильно заявлению о том, что божества Мекки — всего лишь обман. Пророк оказался в положении, когда он мог все выиграть или все потерять. Тогда он заявил, что архангел Гавриил открыл ему, что дьявол использовал его, вложив в его уста стихи, относящиеся к «дочерям Аллаха». «На их сердца наложена печать» невежества, «но они не разумеют» (Коран, 63:3) Дьявольские стихи были упразднены и заменены иными, резко отвергающими культ «дочерей Аллаха» и мрак язычества.