Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Аргентинское танго!
— Bay!!! — завопили ведьмы и расступились. Сверху полилась волшебная музыка. Инкуб сжал меня в объятиях, и танец начался.
Ох, что это был за танец! Мои ноги выделывали что-то, совершенно отдельное от головы. А голова горела, перед глазами плыло марево, и в этом мареве единственным пристанищем моему слегка сумасшедшему настроению был взгляд майора Колоскова. И какой взгляд! Я уже не рассуждала на тему "отдаться — не отдаться", я заинтересовалась вопросом "возьмет — не возьмет?". Видите, господа и дамы, до чего я, скромная, приличная девушка, докатилась! Никогда, слышите, никогда не танцуйте с инкубами!
Музыка лилась, и танец все длился и длился. А потом я услышала настойчивый и тревожный зов:
— Ника, Ника!
— Ника, очнись!
— Простите, я не хотел…
— Не хотел он! Что с девчонкой сделал, негодяй!
— Я готов искупить свою вину, скажите только чем.
— Минералки принеси!
— Я мигом!
Я открыла глаза и попыталась сесть. Мир вокруг превратился в цепочки разноцветных огоньков, и я почувствовала дурноту.
— Вот вода.
— Ника, выпей!
— Надо бы наговорной водички. Умаялась, сердешная.
Я отпила воды, и мне ощутимо полегчало. Мир вокруг опять стал нормальным.
— Что со мной было? — спросила я, когда обрела возможность говорить.
— Это я виноват, — сунулся было с объяснениями майор Колосков, но Юля отпихнула его и сказала:
— Инкуб чуть не затанцевал тебя до смерти. Им-то ничего не будет, танцуй хоть всю вечность, а вот людям… Как ты себя чувствуешь, Ника?
— Вполне сносно. Извините, что я всех побеспокоила и чуть не сорвала шабаш.
— И не думай об этом! Никто ни в чем тебя не винит. И если тебе плохо, мы завершим шабаш, вот и все.
— Ни в коем случае! — Я встала и сделала рукой жест, долженствующий означать "зажигай всё!". — Пусть шабаш продолжается! Музыка!
Ведьмы облегченно загомонили, инкубы не менее облегченно вздохнули — они боялись, что за провинность майора их выгонят. И снова начались танцы, песни и полная веселая неразбериха.
Я села в уголок, Юля протянула мне бокал с наговорным соком и ушла играть в баккара (да, азартные игры на этом шабаше тоже процветали вовсю). Я потягивала сок через соломинку и наблюдала за весельем. Было спокойно и приятно, я почувствовала, что будто растворяюсь в этом шабаше и могу быть любой из этих ведьм…
— Ника, я вам не помешаю? — Передо мной с повинной головой стоял майор Колосков. — Простите меня…
— Да бросьте вы об этом, майор! Присядьте. Я сама виновата. Мне бы знать, чем обычно заканчиваются танцы с инкубом, и я бы ни за что не пошла с вами танцевать.
— Ну, обычно танцы с инкубами заканчиваются постелью, но я ни в коем случае не хочу сказать…
— А почему бы и нет? Я шучу. Я сейчас совершенно не гожусь для постели. Я просто хочу наслаждаться шабашем, наблюдая его как бы со стороны. Вы понимаете меня, майор?
— Совершенно понимаю, — извратил русский язык инкуб. — Ах, Ника, вы удивительная девушка! Я такой еще не встречал. Честное слово инкуба!
— Вы, похоже, все-таки пытаетесь меня обольстить.
— Нимало. Что уж, и по восхищаться вами нельзя?
Я усмехнулась:
— Можно, конечно. Только… Я все равно знаю, какая у меня куча недостатков.
— Недостатки легко превратить в достоинства, поверьте, Ника.
— Верю. Скажите, а каково это — быть инкубом?
Майор призадумался, потирая элегантно небритый подбородок.
— По-всякому, — наконец сказал он. — Мне, например, приходится нелегко.
— Почему?
— Я последний московский инкуб. Каково это — жить без своих соплеменников, без друзей и соратников по духу! Тем более что мы, инкубы, существа с высоким процентом эмпатии. Нам нужно общество, сплоченность, понимание. Я, может быть, сегодня чуть вас не затанцевал потому, что потерял бдительность — начал радоваться обществу, себе подобному. Я сто лет, а то и больше не бывал на шабаше!
— Ох, а сколько вам лет, майор?!
— Да это неважно. Но сто точно, я ручаюсь.
— Как же вы еще не дослужились до генерала?
— А оно мне нужно? Куда нужнее любить и быть любимым.
— Майор, вы опять перевели разговор на щекотливую тему. Не хотите ли вы сказать, что любить вас должна именно я?
— А почему нет? Разве я так уж уродлив?
— Нет, что вы, майор! Вы выглядите великолепно и как раз в моем вкусе.
— Ну тогда я не вижу препятствий. Или ваше сердце уже занято?
— Да нет, в общем.
— Тогда я прошу вас стать моей женой!
— Майор, не гоните лошадей, я не поспеваю за прихотливым полетом вашей мысли! Вы это серьезно?!
— Абсолютно! Поверьте, у нас будет прекрасный союз. Инкуб-мужчина способен на такую страсть, на которую не потянет ни один смертный.
— Ага, а потом за любите меня до смерти, как только что затанцевали.
— Я буду очень осторожен, Ника. Я не позволю своей страсти стать слишком пламенной. Так что же вы решили?
— Майор, я должна подумать. Вы, безусловно, мне нравитесь, но пока еще не настолько, чтобы бежать с вами под венец. У меня сейчас и без того масса хлопот. Я прежде всего должна стать ведьмой. Понимаете?
— Понимаю. Но вы даете мне хотя бы надежду?
— Безусловно. Даю. Надежду. Вы не принесете мне еще соку?
— Все, что угодно. — Инкуб взял мой бокал и пошел в противоположную сторону — там белел небольшой столик, уставленный разнокалиберными бутылками и бумажными упаковками с соком.
Майор принес мне бокал сока. Апельсиновый. Не очень его люблю, но обижать майора не хочется.
Мы принялись болтать о том о сем, майор рассказал мне о своей службе, о громком деле под кодовым названием "Заботливая женская рука". Я была искренне зачарована его рассказом и потому на шабаш уже практически не обращала внимания. А между тем в расстановке фигур шабаша произошли серьезные изменения.
Во-первых, этих фигур стало больше. На одну.
Точнее, на одного.
Я уж и не знаю, как он сюда проник!
Но это был он, знаменитый на весь Щедрый, скандально известный журналист Сидор Акашкин!
Бурные аплодисменты.
Под шумок он появился в зале, и поначалу его даже и не заметили. Господин Акашкин успел пощелкать цифровым аппаратом и запечатлеть шабаш в его самых нескромных проявлениях. И как он только отыскал их, эти "проявления"! Потом он нахально налил себе шампанского и, отыскав горящим взором нас с инкубом, двинулся в нашу сторону.