— Что такое, Мастер? — испуганно спросил отец новорождённого мальчишки. Он не знал, куда бросаться, к колыбельке или к постели жены, но старик спросил только:

— Есть у вас тут где-нибудь место, где вода ныряет под землю?

Нардарец ответил, недоумевая:

— Есть…

— Веди туда, — распорядился Кузнец.

Вдвоём они выскочили из дома, как на пожар. И почти бегом поспешили сквозь предрассветную тьму в горы. Там, не очень далеко от деревни, было озеро, вода которого то уходила под землю, то возвращалась в берега.

Сейчас оно было полно.

Тьма редела, над озером плавал лёгкий туман, а посередине намечалось кружение. Незримая рука перемешивала воду и закручивала винтом, как всегда, когда недра готовились её поглотить.

Молодой нардарец осенил себя хранительным знамением и остался поодаль: его народ, молившийся Священному Огню, почитал это место как очень недоброе. Что же до Горного Кузнеца, он подбежал к самому краю и, припав на колени, приложил ладони ко рту.

— Бусый! — закричал он прямо в воду. — Книга!.. Вспомни книгу берестяную! Книгу, малыш!..

Вода забурлила и неистово понеслась по кругу, образуя воронку. А потом стремительно исчезла, открыв в середине оголённого дна пустой чёрный провал. Оттуда шёл глухой, страшный, удаляющийся рокот, от которого содрогалась земля.

Кузнец не без труда поднялся с колен. Путешествие вдоль Потока Времени и заполошный бег по горной тропе совсем его обессилили.

Он посмотрел на далёкие пики, воспламенённые близившимся рассветом. Малиновые зубцы постепенно, начиная с вершин, наливались огненным жаром.

«Всевышнее Небо, — подумал старик. — Сделай так, чтобы я успел…»

…Для начала Бусый выбрал лужу в углублении камня, откуда одежду не могло унести течением, и положил отмокать штаны и рубашку. Потом сунул голову в ручей и с наслаждением ощутил, как начала растворяться грязь, забившая волосы. И наконец, уже чистый, с кожей, докрасна растёртой вместо мочала пучком прошлогодней травы, перебрался через каменный край и погрузился в чёрную чашу. Стал смотреть, как солнце унизывало самоцветами бившую из подземелья струю.

Вода была почти ледяная. Одно удовольствие оживить в ней тело перед трудами предстоявшего дня. И на вкус — сладкая, как из озера в Особенном Месте, где они плавали с Таемлу…

Зря ли Летобор Клёст учил сына достигать сосредоточения, глядя на бегущую воду! Бусый всматривался в дробившуюся струю, пока в самом деле не ощутил целительное дыхание того далёкого озера и тёплые ладони скал, по которым он разбегался для прыжка в прозрачную глубину… Ну надо же, он как будто даже услышал голос Горного Кузнеца. Старик что-то кричал ему — взволнованно и тревожно. Так кричат, когда дитя неразумное вот-вот доищется себе немалой беды, но ещё не поздно его от той беды уберечь. Напомнить об истинно важном, путь к спасению указать…

Бусый как ошпаренный вскинулся в водяной чаше, сообразив, что ему не показалось. Он напряг слух, пытаясь снова что-то расслышать. Сначала — в говоре воды. Потом выбрался на берег и припал ухом к земле…

Всуе.

Голос Кузнеца, то ли примерещившийся, то ли нет, отзвучал насовсем. Бусый успел разобрать очень немногое. Полтора слова. Что-то про книгу…

Какую книгу? Может, про ту, за которой полез в болото Ульгеш? Или дед самого Бусого хотел остеречь, чтобы камень с шеи не потерял?..

Бусый разочарованно уселся сохнуть и ждать, пока можно будет одеться. Спешить ему было, кажется, некуда…

Было ещё раннее утро, но солнце уже заметно пекло, от портов, разложенных на камнях, поднимался дрожащий парок. Что же будет днём, когда небесное пламя повиснет прямо над головой?..

Довольно скоро он увидел человека, шедшего к нему из становища Мавута.

Это был, конечно, не сам Владыка. Станет тот себя утруждать, бегая за всякими юнцами. Воин, поднимавшийся в гору, был суровым и одноруким, и Бусый его узнал. К нему направлялся бывший венн, Изверг, тот самый, что в него дважды стрелял. За что Соболь и обкорнал ему руку чуть не по локоть… На сей раз лука и стрел при нём не было. Он молча подошёл и кинул Бусому чистую сухую одежду.

Бусый не пошевелился и подавно ничего не сказал, потому что ему, очень возможно, предстояло драться с Извергом насмерть, — но про себя исполнился презрения. Рядом лежали его порты, правильные веннские порты, перешитые из отцовских. Мама, Митуса Белочка, сама их кроила, сама пускала оберегающие узоры по вороту, рукавам и подолу.

«Видно, ты здесь, на чужбине, последний ум обронил, если думаешь, будто я на чужие обноски их променяю!»

Бусый продолжал молча сидеть, только подобрал хворостину и стал выводить перед собой на земле узор. Солнце, Молнию, очажный Огонь…

Бывший венн почему-то не уходил. Бусый кожей чувствовал его взгляд, ощущал желание Мавутича заглянуть ему через плечо. Кажется, Изверг хотел ему что-то сказать, о чём-то спросить… И необъяснимо робел.

«А ну тебя! — Бусый пересел, загораживая рисунок. — Я с тобой не раньше заговорю, чем рак на гору заползёт да свистнет оттуда!»

Мысли скакали суматошными белками, мешая одна другой. Мавут. Однорукий этот, чтоб ему пусто было. Горный Кузнец. Книга. Какая книга? Однорукий. Горный Кузнец…

Присутствие Изверга раздражало, мешало улыбнуться особенной улыбкой, высветить и согреть ею себя изнутри, слить воедино дыхание и разум, дать лад размышлениям.

«И чего ему от меня надо?»

Бусый покосился на соседа.

Однорукий, оказывается, тоже пересел и смотрел уже не на Бусого. Он вглядывался в загогулины, которые рука Бусого по своему почину вывела на песке, покуда мальчишка пытался смирить лихорадочное биение мыслей.

И лицо у Изверга было…

Бусый, присмотревшись, замер от неожиданности.

Взгляд бывшего соплеменника светился болью, изумлением и… счастьем. Такой болью и таким счастьем, что у Бусого перехватило дыхание, а сердце тревожно заколотилось, как бывает, когда вот-вот поймёшь нечто ослепительно-важное.

Он помнил: Изверг не издал ни звука, когда Соболь прижимал к обрубку руки пылающий сук А сейчас он всего-то смотрел на мальчишеские каракули, и по щекам, путаясь в бороде, катились самые настоящие слёзы.

Наконец Изверг медленно поднял счастливые плачущие глаза.

— Где эта книга, малыш? — выговорил он хрипло. — Где ты видел её?

«Книга? Опять книга. Сговорились они тут, что ли?»

Бусый наконец присмотрелся к узору, который сам же, думая о другом, нарисовал на земле.

Оказывается, пока разум блуждал где-то вдали, рука выводила веннские знаки. На земле красовались символы Солнца, Молнии и Огня, очень ладно сплетённые меж собой.