Едва ли не впервые он сам себе казался ничтожным, маленьким и бессильным. В какой-то миг он готов был броситься с мечом на проклятых серых тварей… но не смог их отыскать. Симураны исчезли. Были они на самом деле? Или привиделись? И если так, кто сумел их наслать, не мальчишка же?..

Некоторое время Бусый с Извергом смотрели вниз с края ущелья. Потом поднялись и пошли прочь. Две крылатые тени ещё раз промчались над ними — и унеслись в сияющую вышину, растворились в слепящем солнечном свете…

Когда наконец внизу всё улеглось, беглецы были уже далеко. Не удалось даже понять, в каком направлении они скрылись. Пытались пустить собак, но псы по следу не пошли.

— Ну как, Бажанушка? Кудель привязывать станешь ли?

Кареглазая Росомашка старательно делала вид, будто придирчиво и даже с неодобрением рассматривает жениховский подарок, но румянца, заливавшего щёки, удержать не могла. И глаза выдавали — искрились озорными смешинками. Прялка была хороша. Вырезанная из еловой копани, удобная и красивая, пахнущая маслом и воском, она словно бы мягко и тепло лучилась изнутри — светоч и оберег грядущего счастья.

— А у нас, — подначила жениха Бажана, — совсем другие прялки делают. Разъёмные, вот! Вынул лопасть — и хоть с собой бери, за пояс заткнув!

И уже слышались в её речах сорок лет в согласии и любви, и уже виделось, как она, седовласая, окружённая внуками, будет точно так же подначивать своего «деда Твердолоба», ревнителя обычаев и законов. А он будет всё с той же мальчишеской горячностью отстаивать какую-нибудь малость, завещанную Прародителями. Вроде ширины лыка для «писаных» праздничных лапотков: сказано — вполногтя, значит, вполногтя, и никаких на сей счёт разговоров, и кому какое дело, что ноготь у каждого свой!.. Твердолюб не подвёл и сейчас.

— Хоть моя, так ведь она же от старейших матерей наших такой и была! Её разнимать — это после придумали, в отступление от старины. И кто придумку ту подсказал, нам неведомо…

Бажана, дурачась, легонько надула пухлые губы.

— Так зачем тогда в наш род сватаешься, если мы тут Правды не помним?

А у самой рука так и тянулась примериться к дивной прялке. Вынести самую что ни есть тонкую льняную кудель, приколоть спицей с кольцом, обмотать плетёным шнурком. Сесть на длинное, широкое, гладкое донце, уже казавшееся ей мягче всякой подушки…

Посередине лопасти красовалось колесо о двенадцати спицах-лучах — символ Света Небесного. А наверху расположился целый городок с заботливо вырезанным тыном, нарядными избами, высокими теремами и даже маленькой крепостью на холме. Так по рассказам удалого купца Горкуна Синицы Твердолюб представлял себе Галирад.

Невеста и жених сидели рядком на завалинке, чуть касаясь друг дружки плечами и заливаясь от этого жарким румянцем. Склонились головами к красавице-прялке и вели неспешную беседу о том, что вырезано на ней… Бажана всё-таки не выдержала, убежала в клеть за куделью. А Твердолюб оглянулся на голоса и движение возле ворот и почтительно вскочил:

— Матушка Росомаха… Батюшка Родосвят…

Через двор к нему шли большак и большуха, и парень сразу заметил, что Родосвят Куница тяжелее обычного опирался на палку. Твёрд успел даже решить — разболелась к перемене погоды искалеченная на охоте нога. Но лица у вождей деревни были такие, что через миг у Твердолюба оледенело нутро. Ещё ни о чём не спросив и ничего не услышав, он уже знал: случилась беда.

Перед ним мгновенно пронеслись знакомые лица: мама? Отец?.. Или глупый двухродный братишка себе погибели доискался?.. Или дедушка Астин ткнулся лицом в очередной недописанный лист?..

А может, Дымка в лесу в ловчую яму упал?..

Родосвят молча положил руку ему на плечо и стиснул жёсткими пальцами. И наконец выдавил из себя страшные слова:

— Сынок… Немирье у вас.

Как выяснилось, резвый правнук большухи действительно нашёл в лесу Дымку, но не в ловушке, а просто на тропе. Окровавленный кобель полз по следу хозяина, пока не ощутил под лапами шёлковую травку вечных лугов. Неробкий парнишка вынул из пёсьих зубов кожаную, обшитую кольчужными звеньями рукавицу, в которой так и задержалось несколько пальцев, и решил посмотреть, кому же Дымка дал последний бой в своей жизни. От Серых Псов до Росомах, если не останавливаться, был день пути, но всего расстояния отроку одолевать не пришлось. Всё тот же Дымка предупредил его, явив раны не от ножей, даже не от стрелы, — от меча! Юный Росомаха выбрал дерево на высоком холме, знакомое дерево, с которого они со сверстниками привыкли перед весенними кулачными сшибками наблюдать за приготовлениями Серых Псов…

Он увидел ещё курившуюся за тыном развалину общинного дома. Другие избы, выглядели целыми, но между ними ходили незнакомые люди. Они перетаскивали и складывали в одно место что-то, сперва показавшееся остроглазому пареньку большими мешками…

Твердолюб слушал этот рассказ, точно жуткую небывальщину о давно прошедших годах. Вроде — да, было, где-то, когда-то, да — страшно… Но не сейчас, не здесь и не с нами, а так далеко и давно, что нас почти совсем не касается… Ну, может быть, и касается, но по крайней мере не мешает постреливать глазом на доску с горячими пирожками, мечтать о рыбалке на лесном озере, выглаживать прялку невесте… Представить, поверить, допустить до сознания, что сегодня на рассвете, когда он сладко потягивался на пороге невестиной клети, кто-то волочил, как мешки, мёртвые тела его матери и отца, кузнеца Межамира, любимого меньшого братишки…

А он спал и улыбался во сне, пока их убивали.

Твёрд смотрел на дядьку Родосвята, и до него медленно доходило, что Светынь поменяла течение. Там, где только что на годы вперёд простирались добрые плёсы и гремели весёлые перекаты, теперь не было ничего. Совсем ничего. А прямо под ногами медленно разверзалась чудовищная бездна, поглотившая реку.

Конечно, солнце не замерло над головой Твердолюба и не пустилось дальше скачками, но почему-то впоследствии он так и не смог воскресить в памяти это утро всё целиком. Всплывали только разрозненные обрывки.

Вот дядька Родосвят рассказывает ему, что, похоже, род Серых Псов перестал быть насовсем, но какая ссора вышла у них с сегванами и кто первый занёс оружие на соседа — не ведомо пока никому. А он, Твердолюб, не поняв ещё, зачем большак это ему говорит, со странно-деловитым спокойствием рассуждает о том, кого и как надо будет звать на подмогу для мести.

Вот в ответ на перечисление веннских колен большуха называет сегванские племена, в разное время переселившиеся на Берег. Венны могут не потерпеть расправы над Серыми Псами, но и сегваны вряд ли им спустят. У Винитария тоже найдутся родственники, побратимы, друзья. Которые скоро проведают, как на Светыни вырезали лучших мужей острова Закатных Вершин. А это значит — через год-два жди большого немирья. Такого, что нынешняя беда занозой в пальце покажется.