Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как хорошо, что я не поехала к нему, а то пришлось бы сосать его обрубок».
– Детка, ты чего?
– Не называй меня так! – заорала Элла. – И убирайся!
Парень оделся. Элла взглянула на пах мужчины и не без удовольствия заметила, что ему уже не до секса. Ублюдок! Эллочка и против орального секса ничего не имела. Наоборот даже. Всякие проявления извращенного характера она только приветствовала. Но опять же это не тот случай. Здесь ему за честь было, что она позволила ему в классической миссионерской позе копошиться.
Горе-любовник попытался что-то сказать, но Элла захлопнула перед ним дверь. Это сейчас он не может пару слов связать, а вырвется в стаю таких же ботанов – и начнет: да я ее и так, и эдак, да у меня такой стояк был, что она визжала до утра. Тьфу, ублюдок!
Элла прошла к бару и налила себе белого вина. Поздновато… Она посмотрела на настенные часы. 4.25. Рановато. До рассвета еще далеко. Она села на диван и подобрала под себя ноги. Вдруг в прихожей раздался звонок.
Элла встала, при этом вспомнив всех родственников недавнего любовника и их интимные места. Открыла дверь.
– Какого черта тебе еще?!
– Я думал, ты сначала пригласишь войти, – сказал Бабурин и прошел внутрь, отстранив хозяйку.
Максим сразу прошел в комнату. Подошел к бару, взял бокал и налил себе вина. По-хозяйски сел на диван и улыбнулся Элле.
– Максим?!
То, что это Максим, она поняла сразу, но с ним было что-то не то. Пьян – да, но что-то еще… Она никак не могла понять что.
– Что-то постарел я с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз. Да?
Точно – постарел! Но почему? Как?! Неужели эта история так доконала его? А вообще какая мне, к чертям собачьим, разница?
– На фотках я симпатичней был. Правда?
– На каких фотках? – Элла в недоумении подняла бровь и села рядом.
Макс отпил вина. Насупил брови и посмотрел в глаза женщине.
– Я с тобой спал?
Она не ожидала такой прямоты. Она не была обременена скромностью, и прямой вопрос нисколько не смутил ее. Он напугал ее. Максим спросил так, будто в любом случае, что бы она сейчас ни ответила, он убьет ее.
– Я тебя не понимаю… – Ее голос дрожал.
– Я тебе задал простой вопрос. Мы с тобой трахались?
– Ну, мы это можем…
– Да или нет?!
– Нет, но я делаю отличный минет… – Последнее слова она выдохнула, будто уже взяла в рот разгоряченную плоть Максима. Встала перед ним на колени, раскинула полы плаща, расстегнула ремень и провела рукой по его паху.
– Мне нужно, чтобы ты завтра сказала Анжеле, что эти снимки – подделка.
– Максим, я не знаю, какие снимки ты имеешь в виду.
Охмелевший разум знал – у него есть эти фотографии, но Макс забыл, что одолжил их Егору. Рука полезла во внутренний карман и с хмельной уверенностью кинула конверт на журнальный столик. Элла подняла сверток, вынула три фотографии и медленно развернула к себе лицевой стороной. Она готова была подпрыгнуть от радости. На снимках были какие-то люди, абсолютно ей незнакомые. Кроме последней, на которой вроде бы был Максим, ну или его брат-близнец.
– Максим, но я действительно впервые вижу эти снимки. – Элла невинно заморгала и передала Максиму фотографии.
Он зло выхватил конверт и карточки. Взглянул на них и вспомнил – порноснимки у Егора!
– Да, это не те. – Максим допил вино и встал. – Так ты не пойдешь к Анжеле и не скажешь, что между нами ничего не было?
– Максим, я не понимаю, о чем ты.
– Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло. Ну, смотри, сука! – Макс развернулся и пошел в прихожую. Как-то нелепо прозвучала последняя фраза на фоне цитаты из Библии, но именно это и напугало Эллу.
– Максим, а как же минет? – выкрикнула Элла вслед мужчине. Дверь хлопнула. Страх сменился ликованием. Выйти сухой из воды – это под силу только ей.
* * *
Максим проснулся на диване в зале. Он завалился спать в чем был – в плаще и обуви. Голова раскалывалась. Попытался вспомнить вчерашний вечер, а точнее, ночь. Так. Был у Эллы. Вернулся под утро. И что? В этой игре явно у каждого свои цели. Иначе бы они пришли к Анжеле и сказали, мол, шутка наша затянулась, прости, пожалуйста.
У всех свои цели! Начиная от Генки Обухова и заканчивая Владленом Марковичем. Неужели это все из-за того, что я ему по морде съездил? Какая же он скотина! Если Анжела ко мне не вернется, я у каждого узнаю его цель.
Превозмогая боль во всем теле, Максим встал и пошел в ванную. Сбросил плащ, разулся. Нет, обычным умыванием не обойтись. Не то состояние. Он разделся и залез в ванну. Включил душ. Холодные струйки воды обожгли кожу. Чередуя холодные и горячие потоки, через десять минут он почувствовал себя не совсем человеком, но значительно лучше. Быстро оделся и вышел из квартиры.
Максим застегнул куртку под горло. Солнце светило, но в октябре от него тепла столько же, сколько от лампы накаливания в спортзале. Макс был зол на все и вся. На солнце, небо, грозящее свалиться на землю, на дядю Славу, бросившего его, на Анжелу, проявлявшую чрезмерную глупость, на этих подонков, затеявших с ним какую-то странную игру. Солнце, небо и дядя Слава были ему неподвластны, а вот все остальные поплатятся. Ох как поплатятся!
* * *
После ухода Максима Элла долго не могла заснуть. Ворочалась, потом встала и пошла на кухню попить воды. Когда она вернулась, в ее кровати лежал Макс. Не тот, постаревший лет на двадцать, с которым она разговаривала час назад. В постели лежал Максим Бабурин, которого она знала до всех этих событий. Из-за которого она завидовала Анжеле.
– Где ты ходишь, – прошептал Максим. – Иди ко мне.
Элла скинула халат, обнажив все свои прелести, и забралась в постель. Она посмотрела в светло-карие глаза мужчины и решила начать, как и обещала, с минета. Элла, словно змея, сползала по телу Макса вниз, к члену. Но он ее остановил. Она в недоумении посмотрела на Максима. Его глаза! Зрачки были почти желтыми.
Он перевернул ее на спину и начал целовать. Он целовал лицо, шею, грудь. Элле казалось, что каждое его прикосновение обжигает ее кожу. Да и от самого Макса исходил жар, будто у него температура. Он облизал ее соски и продолжил движение вниз. Его влажный язык оставил след от грудей до пупка. А потом от пупка до выбритой киски.
«Словно улитка, – подумала Элла, но отвращения никакого не было. – Его язык словно улитка».
Максим попытался просунуть язык в соцветие ее бутона. И когда это получилось, Элла застонала. Поиграв еще немного языком, он засунул туда палец, потом два. Элле все это нравилось. Она извивалась и стонала, стонала и извивалась. Максим вдруг стал у нее между ног. Элла увидела его член. Ей показалось, что вместо головки у него голова змеи – чешуйчатая, с двумя глазками.