– Я не мальчишка.

– Давно стоило прекратить все это. Наши отношения стали взрывоопасны, и да, тут ты прав, отчасти потому, что ты сблизился с моей девочкой. Если станем продолжать, мои личные чувства только повредят работе.

– И что это за личные чувства такие?

– Я знаю тебя с одиннадцатилетнего возраста, Морган. Знаю с тех пор, когда ты сам себя еще не понимал. Я хорошо помню испуганного мальчика, сидящего у меня в приемной. Мне всегда удавалось не замечать, какой ты сейчас, я видел перед собой все того же мальчика. Но теперь…

– Говорите, говорите все, не стесняйтесь, – фыркнул Шеппард.

– Ты мне отвратителен.

Такого Шеппард не ожидал. Он застыл, тело охватила безудержная дрожь. Уинтер значил для него больше, чем он сам подозревал, больше, чем его собственный отец. И что теперь? Уинтеру он отвратителен?

– Погодите, – сказал Шеппард, изо всех сил желая перемотать последние десять минут обратно и пустить разговор по другому руслу… каким бы пьяным он ни был, до него все-таки дошло, что сейчас происходит нечто действительно важное. – Вы мне нужны.

– Мне очень жаль, Морган. Но тебе нельзя больше здесь появляться.

Уинтер шагнул, чтобы закрыть дверь, но Шеппард изо всех сил ударил по ней ладонью.

– Это же… так же нельзя…

Мысли путались в голове.

– Ты знаешь, – сказал Уинтер, отпуская дверь, – ко мне пришел один человек, совершенно посторонний, такое вот случайное стечение обстоятельств. И это стало последним гвоздем в крышке гроба, где похоронены наши с тобой отношения. Просто еще один мой пациент… он рассказывал байки о том, что творит человек по имени Морган Шеппард. Сначала я не верил, в глубине души не мог поверить, и все тут. Но со временем… в общем… теперь все обретает смысл.

– Кто к вам приходил?

– Я, Морган, психоаналитик. Я знаю, что такое человек. И я всегда думал, что где-то в глубине твоего существа, в тайниках твоей души, что-то еще осталось. А теперь я все понимаю. И не могу отмахнуться от этого. Вот почему помогать тебе я больше не стану.

Уинтер снова попытался закрыть дверь, но на этот раз Шеппард ударил в нее кулаком.

– Нет! – задыхаясь, произнес он.

Даже будучи пьяным, Шеппард понимал: если дверь сейчас закроется, она больше не откроется никогда.

Уинтер шагнул вперед, с неожиданной силой оттолкнул кулак Шеппарда от двери. Шеппард повалился назад.

– А знаешь, что самое худшее? – прошипел психоаналитик. – Ты ведь даже не помнишь, так ведь? Из-за этих своих дурных привычек ты прогнил насквозь. Ты даже не способен вспомнить, кто ты есть на самом деле. Ты пойми, так работает механизм психологической адаптации, – не нужно быть врачом, чтобы видеть это. Ты пьешь и глотаешь всю эту дрянь потому, что хочешь спастись от самого себя. От того, что ты натворил.

– И вы отвернетесь от меня? – взмолился Шеппард… О, как ему хотелось сейчас рухнуть на пол!

Лицо Уинтера вспыхнуло, и он бросился на него. Шеппард отшатнулся и, стараясь удержать равновесие, шагнул на ступеньки крыльца.

– Убирайся, – сказал Уинтер, и в голосе его даже послышались нотки печали. – Иначе я позову полицию.

И закрыл дверь.

Путь от двери до калитки, казалось, никогда не кончится. С каждым шагом ноги становились все тяжелее. Вот и все. Он понимал, что никогда больше сюда не придет, и в эту минуту совсем забыл про Эбби. Потому что Уинтер был для него не просто врачом. А Шеппард, непонятно почему, взял и забыл об этом. И теперь Уинтер оттолкнул его. Как и все остальные.

Оглядываться ему не хотелось, но, открыв калитку, он не удержался и оглянулся. Дом был темен и тих, словно ничего и не произошло. Он знал этот дом до мельчайших подробностей. Перед глазами его сейчас ясно стояла картина: на пороге одиннадцатилетний Морган нервно вытирает ноги о коврик. В этот дом он ходит целую вечность. Правда, плохо помнит зачем.

Целая вечность – как одно мгновение.

Что с ним происходит? Словно время колеблется, ходит волнами, раскачивая ванную комнату взад-вперед. Предметы то четко видны, то снова теряют резкость. Рассудок мечется, мысли скачут, сменяя одна другую. И пауки по всему телу, совсем достали.

Вот одна мысль: давно он сидит здесь? А где-нибудь еще он бывал?

Еще одна: врач советовал не превышать рекомендованной дозы. Если есть голова на плечах.

Еще: не помнит, как звали ту, что в Париже. Такая хорошенькая. Даже не взял номер телефона. Как теперь ее отыскать? Потом…

От этой мысли его охватил приступ неудержимого смеха. Сходит с ума или, наоборот, становится нормальным? Сейчас хорошо бы хоть чуть-чуть подлечиться, все бы встало на свои места. Аккуратненько. Всего лишь пилюлечку. Или две.

«А ты побалуй себя».

Он сказал это или подумал? Или то и другое?

Снова стало смешно, но он удержался. Выпрямился, стараясь расправить руки за спиной. Совсем затекли.

«Прямо как тогда. Когда все это началось».

С самим собой он никогда прежде не разговаривал. А когда случалось, чувствовал себя идиотом – он видел таких в кино. Но те говорили сами с собой, чтобы зрители понимали, что они делают. Это дурной стиль, которого Шеппард не мог оправдать, даже когда был один.

– Шеппард раздумывает сейчас о смерти, – проговорил он вслух и захихикал.

Там, за стенкой, что-то происходит. Да, в номере. Слышны гулкие голоса. Невозможно сосредоточиться, непонятно, о чем они говорят. Такое чувство, будто за стеной ничего не существует, – во всяком случае, там все не так, как здесь. Два совершенно разных мира, связанных между собой величайшим изобретением человечества – дверью.

Он подавил еще один приступ смеха. Вдруг послышался какой-то звук. Крик. Даже уши шевельнулись, как у спящего мангуста. Там кто-то громко кричит, достаточно громко, чтобы звук проникал сюда сквозь туман, окутавший сознание.

Это Алан… во всяком случае, так ему кажется. Но все же слов не разобрать.

Что-то у них там не так.

Новый звук. Ужасный. Что это? Мычание, но громкое и взволнованное, нечто между выражением признательности и диким воплем. А потом – и вопль в чистом виде. И не одиночный, вопят дуэтом женщины.

Он так испугался, что попытался вскочить и больно ударился плечом об унитаз.

Игра еще не кончена.

Нет, нет, он больше не может. Не может продолжать. Все. Хватит.

Но там ведь Мэнди и Та, что в наушниках.

Упираясь руками в пол, он попробовал приподняться, получилось, и тогда он постарался облокотиться на унитаз. Как ни странно, получилось и это, и не успели крикуны перевести дыхание, он уже сидел на крышке унитаза. Потом встал, мотая головой. Думал, никогда больше не сможет встать, но оказалось это не так-то сложно!