Банька Ягишну проигнорировала, плевать ей было на угрозы. Главное сейчас деток от нехорошего влияния оградить да с новыми хозяевами познакомить. Чтоб, значит, с детства привыкали. Стоит ли говорить, что после такого приема настроение ведьмы только ухудшилось, а крайней оказалась Маша. Не на Аспида же собак спускать.

Скандалить она правда не решилась, но поглядывала со значением.

— Не вздумай, — просек это дело Подколодный.

— Ты про что, милок? — прикинулась дурочкой ведьма.

— Если Машу обидишь, я обижусь, — склонился к нянюшке змей. — И наново ее украду, только уж не на неделю, а лет на двадцать. И ковыряйтесь тут сами, как хотите.

— Вот же привязка проклятущая, — посетовала Яга. — Измучает она тебя, миленький мой.

— Пока только ты меня мучаешь, вон даже избушка это чует. Прекрати, прошу.

— Невиноватая я, — прослезилась Ягишна. — Оно само. Само, миленький мой! Как подумаю, что ты теперь привязанный на век, так и лезет гадость, а уж как про Горыныча вспомню, вовсе плохо деется.

— А с ним-то что?

— Тоже обженился, — пожаловалась ведьма. — На Настасье, Марьиной подруженьке.

— Это же хорошо, — не понял Аспид. — Или ты хотела, чтоб он Феогниду в жены

взял?

— Уж лучше ее, — рассвирепела Ягишна. — Твоя Марья хоть берегиня, он нее польза семье будет, а от Насти и того нет. Человечка простая.

— Что-то мне сегодня с тобой рядом стоять неприятно, — скривился Подколодный. — Сглазили тебя что ли? Или с Василисой переобщалась? В любом случае запомни, жену я в обиду не дам и за Настей пригляжу.

— В добрый путь, — недобро глянула Яга. — Ладно, вы пока оставайтесь, а мне пора в Лукоморье.

— Подожди, сейчас вместе пойдем, — предложил Аспид.

— Нет уж, я на метле, — отказалась Ягишна. — Проветриться надобно, — звонко свистнув, она оседлала метелку и была такова.

— И что это было? — подошла к мужу Маша.

— Мне кажется, что нянюшка чувствует себя лишней рядом с ними всеми, вот и расстраивается, ревнует.

— Но ведь это пройдет?

— Обязательно, — пообещал змей. — Но крови она нам всем попортит будь-будь.

— Надо бы ее того, — задумчиво потеребила кончик косы Маша.

— Чего 'того'? — насторожился раздраконенный нянюшкой Аспид.

— В хорошие руки Ягу пристроить нужно, — ответила Марья. — А ты чего подумал?

— Да так… — ушел от ответа змей, а про себя подумал, что нету в Тридесятом царстве подходящих для всемогущей ведьмы рук, и печально вздохнул.

К тому моменту, когда Марья и Аспид вернулись в Лукоморье, все в 'Трех лягушках' стояли на ушах. И было с чего. Только подумать, две совладелицы из трех умудрились породниться с царским семейством. Третья, впрочем, тоже в грязь лицом не ударила, умудрилась захомутать самого Михайлу Потапыча — известного на все Тридесятое царство богатыря, умницу, красавца да к тому же старшего сыночка Потапа Ивановича, главного надо всеми, сколько их ни есть, оборотня.

Это известие повергло матерей, имеющих дочерей на выданье, в шок и трепет. Равнодушных не осталось. Матушки поглупее негодовали.

— Как это так? — возмущались они. — Куда катится мир? — вскидывали глаза к небу, заламывали руки. — Пришлые девки самых лучших женихов порасхватали, заразы бессовестные. Лишили наших кровиночек светлого будущего.

Бабы поумнее действовали по-иному. Они брали в охапку своих кровиночек и отправлялись в Три лягушки'.

— Смотри, Глашка, Танюшка, Надюшка, Иришка (нужное подчеркнуть) и учись, а не только шоколадное, клубничное, брусничное, сливочное (ассортимент в трактире нынче обширнейший) мороженое трескай.

— Куда смотреть-то, маменька? — покладисто интересовались Маруськи, Ленуськи, Женечки и прочие раскрасавицы, не забывая отдавать должное угощению.

— На хозяек, знамо дело, — поучали умудренные жизнью бабы. — На одежду их, на повадки, на поведение, опять же. А главное, пример с них берите.

— Со всем нашим удовольствием, — соглашались Акулины, Федоры и Мирославы, старательно копируя туалеты Насти и Меланьи, запоминая выражения их лиц и мечтая воочию узреть Марию. Ведь она самого Аспида покорить сумела. Все знают, что влюбленные змей даже выкрал ее и спрятал от людских глаз, ибо жена для него наипервейшее сокровище.

И пусть в царском семействе свободных мужчин, акромя маленького Владимира свет Степановича не осталось, зато в боярских родах холостые мужички пока не перевелись. Вот на них-то и нацелились умненькие Христины, Боженки и Аннушки, вооружившись знаниями и умениями хозяек самого модного в Лукоморье трактира.

— Явилась? — хищно уставилась на названную сестрицу Меланья.

— Ну… — неопределенно ответила Маша, чувствуя себя двоечником на ковре у директора. Ощущения были непривычные, и не сказать, чтоб приятные.

— Не запылилась? — подступила ближе Малашка.

— Я нечаянно укралась, честное слово, — покаялась берегиня.

— За нечаянно бьют отчаянно, — не купилась бывшая ключница и неожиданно открьла объятия. — Иди сюда, гулена! Дай обниму.

— Так ты не сердишься? — кинулась к ней Маша.

— Дурочка, я так за тебя рада. Как хоть ты?

— Лучше всех. А вы?

— Мы тоже ничего, зашиваемся помаленьку, — засмеялась Меланья.

— Устали? Я помогу.

— Завтра поможешь, сейчас в мыльню ступай, там тебя Настюша ждет, ей ведь тоже в терем царский собираться.

— Она?.. — Марья тревожно поглядела на подругу.

— Счастлива, аж светится вся, — уверила та.

— Ага, так я пойду?

— Беги.

Настюша и правда расцвела. Вроде и не виделась с ней Маша всего-то неделю, а поди ж ты, не узнать девку. Глаза сияют, на румяных щечках ямочки, волосы золотом отливать стали. Словно бы Горыныч с женой златом поделился, а может это свет любви отражается? Кто его разберет. Да и неважно. Главное, что Настя счастлива.

Подробности Маша у нее выпытывать не стала, захочет сама расскажет, ограничилась объятиями и поздравлениями. А потом из глубины мыльни выступила банница Агафья, и стало не до разговоров — выжить бы и вырваться из духмяного лечебного жара на волю.

— Хорошо, — сделав длинный глоток яблочного кваса, прижмурилась Марья.

— Не то слово, — попивая чаек, согласилась Настя. — Сидела бы и сидела с тобой.

— Ага, — промокнула распаренное лицо берегиня. — А еще лучше если бы это была не я, а муж.

— Да, — томно вздохнула Настенька, — такая вымытость пропадает.

Подруги переглянулись и расхохотались, на душе сделалось легко и хорошо. Даже визит на официальный прием в царском тереме уже не пугал. Где наша не пропадала? Справимся и на этот раз.