— Заодно и сексом займёмся под этот живой звон, прямо в толпе, — пошутила Ася. — Нет, Дим, на Красную площадь — не вариант. Там сейчас давка… К тому же, алкоголь приносить с собой нельзя, пиротехнику тоже. Так что никакого шампанского и бенгальских огней… ну что это за праздник?

Дима сделал постное лицо:

— Ну… дождёмся полуночи и ляжем баиньки, как два старпёра?

— Фу, скучный какой, — покачала головой Ася. — Уж лучше тогда заберёмся под одеяло, возьмём с собой закусок и шампанского прямо в постель, будем есть, пить и до утра смотреть мои любимые новогодние фильмы: “Отпуск по обмену”, “Реальную любовь”…

— Господи, за что? — он шутливо возвёл глаза к потолку. — Я этой пытки слащавым Джудом Лоу не вынесу.

И, поскольку неясная, смутная тревога из Асиных глаз не пропадала, Дима подошёл к жене и крепко обнял её.

— Аська, милая, да что с тобой происходит? Ты чего такая взвинченная весь вечер?

— Не знаю, Дим, — она с благодарностью уткнулась ему в плечо. — Почему-то вдруг возникло острое ощущение собственной ненужности… У всех своя жизнь, даже Кит уехал к девочке, а Илона — к своему молодому человеку. А мы с тобой — как отработанный матеариал, — она всхлипнула. И правда, что это с ней? Почему она стала плаксивой, как барышни из сентиментальных романов? Уже второй раз за сутки… Неужто и впрямь стареет?

— Дурочка. Господи, какая же ты дурочка… — жёсткими, чуть шершавыми ладонями Дима стирал влажные дорожки с её щёк. — Ну о какой ненужности ты говоришь?! Во-первых, ты нужна мне, и это, между прочим, самое главное, о чём ты всегда должна помнить. А во-вторых… Все тебя любят. Все обожают. И Никитос тоже нас очень сильно любит. Вон, видишь… даже подарок нам с тобой оставил под ёлочкой. А ты ведёшь себя, как хрестоматийная эгоистичная свекруха из анекдотов.

— Ты прав, — Ася в последний раз шмыгнула носом и выдавила из себя улыбку. — Что-то я и впрямь слишком загоняюсь… Нальёшь мне шампанского? И, кстати… как ты думаешь, ничего страшного не будет, если мы откроем подарок Никиты не после полуночи, а прямо сейчас? Он же всё равно не узнает. Мне не терпится узнать, что за сюрприз он для нас припас.

— А давай, — согласился Дима весело. — Честно говоря, мне и самому жутко любопытно… Никитос делал такое загадочное многозначительное лицо, когда намекал на подарок, что я определённо жду какого-нибудь подвоха.

А уже через несколько минут зарыдать готова была не только Ася, но и Дима тоже.

Никита приготовил для них фотокнигу. Профессиональную, прекрасно оформленную, даже на вид очень дорогую, на которую он наверняка спустил все свои карманные деньги.

Это была история их семьи с самого начала — с того момента, когда десятилетнего мальчишку привезли из далёкой северной Мезени в Москву… Никита бережно отобрал самые лучшие фотографии за несколько лет. Каждое фото было сопровождено его комментарием или короткой милой историей об этом моменте из их совместной жизни, будь то поездка на море, победа на соревнованиях по карате, пикник на природе, школьная линейка, семейная вылазка в цирк или что-то иное.

В этих строчках было столько любви и нежности, что у Аси буквально разрывалось сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍“…Тогда я ещё верил в деда Мороза и очень просил его вернуть мне папу и маму. Он не смог это сделать, но взамен послал мне вас. Скажу по секрету, если бы я достался другим приёмным родителям, я бы плакал каждый день…”

Не выдержав, Ася схватила телефон и подрагивающими от волнения пальцами набрала Никите сообщение:

“Сыночек, я тебя очень-очень люблю”.

Через минуту прилетел ответ. Ася не сразу решилась его открыть. Она знала, что Никита не склонен к этим телячьим нежностям, особенно по отношению к ней с Димой, ласковые слова даются ему с большим смущением и трудом.

Открыла — и прочитала:

“Я тоже очень люблю тебя… мама”.

Галинка

Проснувшись утром, она не сразу сообразила, где находится.

Глаза говорили ей, что она лежит в постели, в их с мужем спальне, в московской квартире. Но при этом сквозь закрытую дверь сюда пробивался дразнящий запах свежей выпечки, ароматной сдобы — и это были запахи Галинкиного детства. Так пахло давно, практически в прошлой жизни, в их с мамой маленьком ялтинском домике: пирогами с творогом и абрикосами, вергунами, пампушками с чесноком…

Галинка помнила, что во время школьных каникул из постели по утрам её выгоняли именно эти дивные ароматы. Она вприпрыжку соскакивала с кровати и босиком, прямо в пижаме, неслась на кухню, где мать без лишних вопросов ставила перед ней чашку горячего чая, заваренного с душистыми травами, и придвигала поближе блюдо с пирожками. И не было на свете ничего вкуснее эти пирожков с тающей во рту, обжигающей начинкой…

Галинка ещё несколько секунд бессознательно принюхивалась к знакомому кухонному аромату, а потом вдруг вспомнила: мама приехала! Да-да, заявилась вчера в ночи, перепугав и переполошив поначалу всех своим появлением.

Галинка с мужем и Алиной только-только вернулись домой, измотанные событиями минувшего дня и одновременно счастливые, потому что дочка снова была с ними. Меньше всего на свете они ожидали увидеть визитёршу из Крыма. А вот мама явно готовилась к встрече. Вместо того, чтобы расцеловать дочь с внучкой и обнять зятя, незваная гостья подошла к Галинке и без лишних церемоний, от души, влупила ей крепкой ладошкой по заднице.

— Мама! — взвизгнула Галинка в возмущённом протесте, вне себя от шока: родительница никогда прежде не поднимала на неё руку.

— Що — "мама"? Чому такі новини я дізнаюся від сусідів? Невже так важко було зателефонувати?* — сурово вопросила та, испепеляя дочь гневным взглядом и, похоже, снова намереваясь врезать родной кровиночке по мягкому месту.

— Тётя Ксана, послушайте… — вмешался было Белецкий, никогда прежде не видавший тёщу в таком гневе и попытавшийся как-то утихомирить её. — Мы вам сейчас всё объясним…

— А ти взагалі мовчи, — перебила она его, грозно сверкнув очами, — бо під гарячу руку, ще й ти отримаєш!..**

— Тётя Ксаночка, да пожалейте же вы нас, — взмолился зять, — у нас был такой тяжёлый день, а вы дерётесь и ругаетесь, как на базаре…

Женщина гневно упёрла руки в крутые бока.