Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Подпишите здесь.
– Позвольте мне взглянуть, – вмешался Доусон, протягивая руку к бумаге.
– Не стоит, – сказал я. – Чтобы в ней ни говорилось, я ничего подписывать не стану.
– А расписку вам давали? – спросил Доусон. – За изъятые у вас вещи?
– Нет, но это не имеет значения. Все равно я не буду ничего подписывать.
С этими словами я двинулся к выходу, не удостоив Хейта взглядом, но краешком глаза следил за ним. Он так и не оторвал головы от бумаг. Видно, воображал себя Уайаттом Эрпом. В вестибюле здания суда меня нагнал Доусон.
– Мисс Роуэн ждет вас в машине на улице, – предупредил он. – И я хочу вам сказать еще кое-что, Гудвин.
Я остановился и повернулся к нему:
– Только не мне. Десять дней назад, в пятницу, второго августа, я сказал вам, что Сэм Пикок, возможно, что-то знает, но от меня скрывает, тогда как знаменитый адвокат сумел бы его расколоть. Вы заявили, что слишком заняты важными делами. И теперь никто…
– Я этого не говорил. Я сказал только…
– Знаю. И теперь никто уже не сможет расколоть Сэма Пикока. И уж его-то убил точно не Харви Греве. Кстати, вы говорили с Ниро Вулфом?
– Нет. Он отказался от встречи со мной. Я хочу…
– Мне плевать на то, что вы хотите, но если мое имя есть в вашей записной книжке, вычеркните его. Я поздоровался с вами за руку только потому, что там были люди.
И я зашагал прочь. Мне показалось, что я достаточно твердо объяснил, что желаю, чтобы меня оставили в покое. И в самом деле, шагов за своей спиной я не слышал. В вестибюле толклись какие-то люди. Кто-то даже воскликнул: «Да ведь это же Арчи Гудвин!», но я не останавливаясь прошел на улицу. Мне пришлось дважды осмотреться, прежде чем я заметил Лили. Машина, темно-синий «додж-коронет», стояла почти в конце квартала. Лили глядела в другую сторону, поэтому заметила меня не сразу.
Я открыл дверцу и сказал:
– Ты даже на день не постарела, не говоря уже о двух.
– А вот о тебе этого не скажешь. – Она окинула меня придирчивым взглядом.
– Я постарел на два года. Поручения есть?
– Нет. Залезай.
Лили сидела спереди, но не на водительском месте.
– Лучше бы тебе пересесть назад, – посоветовал я. – И опусти стекла с обеих сторон. От меня несет, как из ночлежки. Ты не выдержишь.
– Я буду дышать через рот. Поехали.
Я обошел вокруг машины, сел на место водителя, завел машину и поехал на восток. По дороге поинтересовался, откуда появился «додж». Лили сказала, что взяла его напрокат, поскольку универсал остался у шерифа как вещественное доказательство. Да и потом, ей не хотелось разъезжать на машине, в которой убили человека.
– Я не спросил Доусона, сколько за меня выложили, поскольку решил поставить его на место. Сколько?
– Тебе это так важно?
– Да. Для отчетности. Самая низкая сумма, за которую меня выкупали, была пятьсот долларов, а самая высокая – тридцать тысяч. А сколько я стою для населения штата Монтана?
– Десять тысяч. Доусон предложил пять, а Джессап – пятнадцать. Судья взял середину. Меня никто не спрашивал.
– А что бы предложила ты?
– Пятьдесят миллионов.
– Умница.
Я восхищенно потрепал ее по коленке. Мы выехали за пределы города. Примерно милю я то нажимал на педаль газа, то отпускал ее, пробуя двигатель. Он был в порядке. Наконец Лили спросила:
– Ты не собираешься задавать мне никаких вопросов?
– Еще как собираюсь, но не среди этих колдобин. Скоро будет удобное местечко.
Прямо за оврагом слева, там, где дорога уходила на север от шоссе, раскинулся небольшой лесок, куда я и съехал. Остановившись в теньке, я заглушил мотор и повернулся к Лили:
– Два дня и одну ночь я мучился оттого, что не могу задать никому определенные вопросы. Теперь ты в моих руках, так что отвечай. Когда в субботу вечером я вышел из танцевального зала четверть двенадцатого, вскоре после прихода Сэма Пикока, ты танцевала с Вуди, Фарнем – с миссис Эймори, Дюбуа – с женщиной в черном, а Уэйд – с девушкой, которую я прежде видел, но имени не помню. А ты сама-то видела Пикока?
– Пару раз, но издали, – ответила Лили. – Потом он куда-то пропал, да и тебя нигде не было. Я подумала, что ты повел его к Ниро Вулфу.
– Увы. Там торчали Хейт с Уэлчем, так что мы решили отложить свидание. Теперь слушай внимательно. После того как ты закончила танцевать с Вуди, видела ли ты, чтобы Пикок с кем-нибудь разговаривал?
– Нет. – Лили нахмурилась. – Я была довольно далеко и… Пожалуй, нет.
– А кто-нибудь из тех, кого ты знаешь, выходил из танцевального зала?
– Если да, то я не обратила внимания. Нет.
– Жаль. Это чертовски важно! Сама знаешь, бывает, что люди что-то видят, но не придают этому значения и отбрасывают как несущественное. Может быть, если ты закроешь глаза, или присядешь, или даже полежишь и сосредоточишься на всем, что видела, то тогда что-нибудь и вспомнишь? Попытайся.
– Вряд ли… Но я постараюсь.
– Ладно. Теперь о том, что тебе хорошо известно. Мой желудок почувствовал признательность. Ты не любишь благодарить или получать благодарность за вещи, которые следует принимать как должное. Я тоже. Но есть все-таки предел. Шесть бананов. Целый пирог. Лучшая икра и лучший паштет. И скромно окрестить это закуской. Правда, ты спасла мне жизнь.
– Иди к черту, Эскамильо! – отмахнулась Лили. – Я же тебя втянула в эту передрягу.
– Ничего подобного. Втянул меня Икс, и он горько раскается в содеянном. Где мистер Вулф?
– Должно быть, у Вуди. Мы туда заедем. Вчера и сегодня Вулф провел больше времени у Вуди и на ранчо, чем в коттедже.
– А почему на ранчо?
– Потому что там эта девица. Пегги Труэтт. Она живет в Тимбербурге. Кэрол привезла ее сюда вчера вечером. Джессап приехал и два часа допрашивал ее в твоей комнате. Около одиннадцати он позвонил Кэрол из гостиной, что выезжает к ней вместе с Пегги. Они поехали на его машине, а уже за полночь Джессап вернулся сюда с Вулфом. Они мне ровным счетом ничего не сказали, а сегодня спозаранку я выехала в Хелену. Вот на этом «додже». Домой я не возвращалась, но пару часов
