Халид усилием воли подавил нарастающий в нем гнев. Но в чем была причина его злости? В том, что план, задуманный им, провалился? Или ему было обидно за Эстер?

— Плата должна быть в золоте и выплачена полностью, прежде чем купленная рабыня станет собственностью нового владельца, — заявил принц, придав тону своему необходимую суровость.

— Мои карманы набиты битком, и я мечтаю их облегчить, — пошутил герцог. — Но почему вы не придержите столь ценный бриллиант для своей коллекции?

Халид оставил вопрос без ответа. Он вновь принялся разглядывать мужчин, собравшихся в зале и переговаривающихся между собой тихими голосами, как и подобает солидным людям.

Кто из них назначит самую высокую цену и завладеет Диким Цветком? Будет ли этот человек достаточно терпелив, чтобы сносить ее упрямство и безрассудные выходки? Исправит ли он ее характер нежностью или прибегнет к помощи плетки? И кто из них будет прижимать ее к своему телу и успокаивать, когда разбудит она его среди ночи отчаянным криком и слезами?

Малик вошел в зал и задержался на пороге. Резко оборвав беседу с французом, Халид устремился к нему.

— Рад тебя видеть, Малик.

— И я тебя, мой друг. От Форжера нет вестей?

— Герцог де Сассари явился набитый деньгами. Хоть он и знает, что правила запрещают торговаться за кого-то другого, но хитрый лис всегда придумает потом отговорку. Кто за ним стоит — мне неизвестно.

— Я говорил тебе, что Хорек не вылезет из своей вонючей дыры, — вздохнул Малик. — А где Дикий Цветок?

Халид пожал плечами.

— Надеюсь, Акбар держит ее за семью замками.

— И там, где никто не услышит ее воплей, — добавил Малик. — Впрочем, я слыхал, что Акбар обычно подкармливает свой товар дурманящим зельем.

— Что? — Слова Малика повергли Халида в изумление.

— А ты разве не знал? — удивился Малик. — Акбар слегка подбадривает доверенных ему красавиц, чтобы они не капризничали и веселили глаз покупателя.

А как твоя упрямица отнеслась к тому, что ее скоро продадут?

Халид промолчал. Ему представилась Эстер, запертая в темницу, забившаяся в угол в глухом отчаянии или глотающая из кувшина воду, отравленную дурманом.

Конечно, она вела себя с ним как зловредная бестия, но ведь ее оружием в схватках был только несдержанный язык, а на его стороне — сила и власть. Он когда-то поклялся, что никогда не применит к женщине силу, и вот все же нарушил клятву.

— Моя маленькая птичка прямо зашлась от восторга, когда я сказал, что вернусь домой из Стамбула вместе с ее кузиной, — беспечно заявил Малик.

Принц грозно взглянул на него.

— Что ты такое мелешь?

— А ты что бушуешь? — парировал Малик. — Я намерен купить Дикий Цветок.

— Со своими намерениями отправляйся прямиком в ад! — Сама мысль, что его друг может каким-то образом завладеть предметом его, Халида, желаний, была недопустима.

Трубный рев отвлек их внимание. Шестеро султанских телохранителей вступили в зал и принялись расталкивать толпу. За ними следовал в окружении еще дюжины янычар престолонаследник Мурад.

— Я велел тебе не высовываться из Топкапи, — тихо, так, чтобы окружающие не слышали, упрекнул Мурада Халид, приблизившись к кузену.

Янычары знали Халида и преклонялись перед ним за его военные подвиги. Поэтому он мог позволить себе подобную вольность в их присутствии.

Мурад скорчил недовольную гримасу.

— Разгуливать по Стамбулу тебе сейчас опасно, — продолжал Халид.

— Я не разгуливаю без причины. — Тут Мурад почему-то заговорщицки подмигнул стоящему рядом Малику. — Я явился сюда по делу. Желаю поглядеть на твою дикарку и, возможно, пополнить свой гарем еще одной усладой.

— Ради нее не стоило рисковать, — сердито произнес Халид. — Но раз уж ты здесь… — Он развел руками, как бы снимая с себя ответственность. — Извини, я должен отдать распоряжения Акбару начать торги и на время тебя покину.

Мурад милостиво кивнул, и Халид удалился.

— Ну что ты думаешь? — осведомился Малик.

— Думаю, что мой кузен без ума от своей пленницы.

— О, если б ты видел, как он томится от страсти, когда она рядом. Этот Дикий Цветок укротил в нем зверя, и он даже не смеет наложить на нее лапы. Но долго ли удастся ей дразнить Султанского Пса?

— У Халида нет шансов противостоять Стамбульскому Льву, — самодовольно заявил Мурад.

— Стамбульский Лев? Кто это? — Малик постарался скрыть улыбку, чтобы не задеть ненароком тщеславие наследника престола.

— Я решил, что впредь моим прозвищем будет Лев Стамбула.

— Раньше ты был известен как стамбульский «жеребец». — Малик осмелился пошутить над будущим султаном. — Ты что, отказался от этого прозвища?

— Нет, почему же. Я и «жеребец» тоже. Но Лев Стамбула, по-моему, гораздо более благозвучно.

Мурад ухмыльнулся, а Малик с лучезарной улыбкой подхватил:

— Иметь два прозвища почетно, и это соответствует твоему высокому положению.

— И моим качествам тоже, — добавил Мурад без тени сомнения. Он подмигнул Малику и самодовольно хохотнул.

Малик поддержал его одобрительным смешком.

— По какому поводу вы развеселились? — поинтересовался подошедший Халид.

— Мы вели беседу о некоторых животных и об их качествах, — туманно объяснил Мурад.

— Не желаешь ли пройти поближе к помосту? — спросил кузена Халид.

— Я сам выберу себе место, — напыщенно ответствовал Мурад.

Раздвинув парчовый занавес, скрывавший арку в стене, на помост вступил Акбар. Ропот ожидающей толпы мгновенно стих. Все внимание было обращено на известного по всей империи торговца невольниками.

Одет он был роскошно и пестро, соответственно своей профессии и репутации. Его улыбка сияла приветливостью и излучала свет на всю публику одновременно и на каждого из присутствующих в отдельности. Это редкое умение обаять толпу снискало ему заслуженную славу и благорасположение всех без исключения завсегдатаев проводимых им торгов.

Товар, выставленный им на аукцион, был всегда наивысшего качества. От каждой продажи он получал столь щедрые комиссионные, что давным-давно мог уйти на покой и заниматься лишь пересчитыванием своих сокровищ.

Акбар величественно повернул голову в алом тюрбане к занавесу и дважды хлопнул в ладоши.

Занавес широко раздвинулся. Облаченный в парадное платье. Омар медленно вывел на помост нечто, более похожее на призрак, чем на женщину из плоти и крови. Кисея окутывала Эстер с головы до ног, лишь в узкой щели светились изумрудные, обезумевшие от возбуждающего зелья глаза.