Хотя… „Ничто не слишком“. Два дня — это же куча времени, это же сорок восемь часов. Успеем. Должны успеть. Раньше успевали…»

Днем он мельком видел Майю в баре пресс-центра АПН, и ему страшно не понравилось, что за одним столиком с ней сидел её бывший то ли жених, то ли любовник — кто их разберет, нынешнюю молодежь. Потом он пытался понять, что именно в увиденном его почему-то насторожило, но ничего конкретного вспомнить не мог. Большая компания, четверо мужчин, две девушки, одна из них… Черт, одна из них — соседка Тамары, живет с ней в одном подъезде. Узнала? Нет? А если и узнала… О нем и Тамаре всем все известно. Всем, кроме… Майи. Ага!

«Ну, только и осталось — бояться женской ревности. Да и с какой стати? Что эта девица-соседка может рассказать и главное — с какой стати? Если только они с Майей подруги… Нет, Майка бы рассказала. Подруг у нее, кажется, вообще нет. Странно… Хотя почему странно? У тебя, полковник, тоже настоящих друзей нет. И — не было? Черт побери, а ведь получается, что и не было. Мужской треп за стаканом или в бане, так это не дружба, а так — времяпрепровождение. О женщинах даже говорить смешно, какой из женщины друг? Куда меня опять заносят мысли? И ведь всегда так, как только вспоминаю о Майе. Она бы наверняка по такому случаю сказала что-нибудь поэтическое, стихи из неё просто выпирают. Дал же бог память! Жаль только, что тратит её на какую-то ерунду».

К концу дня, получив всю максимально возможную информацию, полковник хотел было Майе не звонить, а просто к ней поехать, но тут же понял, что затея эта — сугубо авантюрная. Время, потраченное на дорогу, можно было употребить с большим толком: поспать хотя бы полчаса. Или — час. День прошел благополучно — тьфу, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! — во всяком случае предложенная им система жеребьевки себя оправдала, позволила грамотно распоряжаться имевшимися резервами. Следующий день сюрпризов тоже вроде бы не предвещал: с утра станет ясно, кто из подозреваемых может оказаться в непосредственной близости от дорогого американского гостя и кто, стало быть, заслуживает самого пристального к себе внимания. Работаем, полковник!

Он взглянул на часы — половина второго ночи. Майя уже должна быть дома, причем давно. Может, уже и спать легла? Ничего, снова заснет, она молодая, у неё с этим проблем быть не должно. А может, и не спит, ждет. Трубку снимет, как всегда на середине второго звонка и скажет полувопросительно:

— Алло?

А он ей ответит, как всегда, не представляясь:

— Привет, котенок, почему ты не спишь?

Она же ответит «привет» так радостно, таким звенящим голосом, что ему станет одновременно и приятно, и неудобно. В общем, как-то дискомфортно. Потом он спросит, как у неё дела, и она ответит — как всегда! — что все хорошо, а теперь, когда он позвонил, так и просто прекрасно. И будет ждать продолжения, то есть его лично. Жаль, но придется девочку огорчить.

Трубку Майка сняла после четвертого или пятого звонка, и голос у неё был какой-то необычный. Спросонья, что ли?

— Привет. Ты почему не спишь, котенок?

— Не спится… Мысли одолевают. Кто такая Тамара?

Здравствуйте, приехали!

Потребовалось определенное время, чтобы успокоить внезапно проявившую чувство ревности Майю и заставить её говорить о гораздо более интересных для него вещах. Но и там информации было — кот наплакал. Хотя в процессе разговора выяснилось, что её новый знакомый — бельгийский журналист — интересовался русскими церквями. Точнее, одной конкретной, уже давно не существующей. Славянская кровь заговорила? Или свою эрудицию показывал? Но не дурак же террорист, чтобы так светиться.

А как — так? Он же думает, что о нем ничего никому неизвестно. Пошлялся по Москве с молоденькой девочкой, возможно, проверял место будущей встречи с помощником. Если только это тот бельгиец, который из пятерых «гренадеров». А это ведь зацепка. Прокалываются обычно на мелочах, если… не горят по-крупному. Если это тот бельгиец…

Полковник прикрыл глаза, пытаясь вспомнить лица тех, кого видел в баре за одним столиком с Майей. Но отчетливо помнил только её лицо с расширенными от изумления глазами (слава Богу, запомнила его наставления, не продемонстрировала всем их знакомство) и глупо-злобное лицо её бывшего ухажера. Ну и лицо девицы, конечно, этой, соседки. Как ее: Лиза? Лена? Лара? Как-то на «л». Из трех мужчин один был каким-то неприметно-застиранным и явно высоким ростом не отличался. А двух других он видел только со спины. Интересно, «наружка» сделала фотографии в баре? Скорее всего — нет, зачем им это. Надо все-таки ещё раз посмотреть всю полученную информацию.

Просмотрев заново все оперативные донесения, фотоснимки и прочее, полковник тихонько выругался сквозь зубы и устало откинулся на спинку кресла. Похоже, все помешались на русских церквях. Три журналиста просили посодействовать им в посещении Загорска. Проснулись! Двое — ладно, но третьим был и без того подозрительный швейцарец. Этот ко всему прочему во что бы то ни стало желал присутствовать на завтрашней, точнее, уже сегодняшней встрече Рейгана с представителями русского православного духовенства в Свято-Даниловом монастыре. И никакие резоны относительно жеребьвки на него не действовали. Вот так!

Ладно, следует особое внимание уделить этим двоим: швейцарцу и бельгийцу. С остальными тоже, конечно, не расслабляться. Особенно если кто-то из «великолепной пятерки» попадет в Свято-Данилов монастырь или вечером в Большой театр. Там, конечно, и собственной охране палец в рот не клади, там все — специалисты опытные и высочайшего класса, но все же… Все же лучше перебдеть, чем недобдеть.

Так… А теперь — хотя бы полчаса отдыха. Полного. Без дурацких мыслей и ассоциаций.

Последнее, о чем подумал полковник, проваливаясь в сон, было: на кого очень похож этот самый подозрительный бельгиец? Уж больно знакомое лицо…

Эту встречу, сыгравшую такую странную роль в моей судьбе, мне не могла бы предсказать никакая гадалка. Ее, встречи, вообще не должно было быть, если бы человеческая жизнь определялась законами логики. То есть мы неизбежно столкнулись бы с Мари на каком-то этапе — круг журналистов и причастных к ним людей куда уже, чем принято думать, — но никаких романтических последствий это за собой повлечь не могло по определению. Формулируя короче: этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

Во время коротких оперативных совещаний в нашей газете, на которых мне приходилось присутствовать, я несколько раз обращал внимание на то, как ловит каждое слово сотрудников какая-то девчонка, сидевшая в дальнем углу. Говорил ли выступавший умные вещи или нес очевидную чепуху — за ним неотрывно наблюдали огромные, какие-то распахнутые глаза этого странного существа. Пару раз что-то пришлось сказать и мне. Глаза сияли так, что хотелось ещё раз выступить только для того, чтобы снова увидеть это сияние. Правда, внешность их обладательницы я не запомнил, а точнее — не заметил.

— Что за мышонок завелся у нас в редакции? — полушутя спросил я у своего коллеги, когда очередная «оперативка» закончилась. — Стажерка? Студентка? Новая сотрудница?