Торир поспешно удалился, а прочие викинги, мрачно ругаясь, принялись рубить гибкие стволы толщиной в мужскую руку. От того, что конунг трудится вместе с остальными, становилось легче, но ненамного. Топор норовил вывернуться из пальцев, смола липла на ладони, застывая черными потеками, а щепки летели в стороны, намереваясь впиться в мокрое от пота лицо.

Первая мозоль на ладони Ивара успела лопнуть, когда работа была закончена. Молодой викинг с облегчением опустил руки…

— Теперь берем все на плечи, и понесли! — Хаук был безжалостен, казалось, сердце его на самом деле состояло изо льда, вырубленного у истока самого холодного из ледников.

Торир замер на краю обрыва, настороженный, словно воробей у своего гнезда.

— Все чисто, — доложил он, когда принесенные жерди были с грохотом свалены на землю.

В этот самый момент ветер донес далекое взревывание, а земля чуть заметно содрогнулась.

— Вот и хозяин пожаловал, — проговорил Хаук. — Быстрее! Нам нужно успеть до того, как он появится тут…

Жерди не желали лезть в узкие щели под камнем. Их приходилось обтесывать. Под лезвия словно нарочно лезли сучки, а за спиной разъяренным ужом шипел конунг:

— Быстрее! Быстрее!

Последняя жердь скользнула на свое место в тот момент, когда исполинская фигура воздвиглась в разломе, ведущем из котловины во внешний мир. В руках великан держал нечто неразличимое на таком расстоянии, но явно имевшее четко определенную судьбу — стать обедом для недобитого йотуна.

— Все за камень! — скомандовал конунг, будто сомневаясь в здравом уме собственных дружинников.

Они тесно сгрудились за каменной «шапкой». Вемунд шумно дышал Ивару в ухо, резким и неприятным казался запах чужого пота, а тяжелые шаги, от которых подпрыгивали скалы, становились все громче и громче…

Сердце трепетало перед приближающейся мощью.

Потом что-то огромное заворочалось совсем рядом, затем раздалось звучное хлюпанье, которое бывает, когда тонет корабль, и могучий голос, от которого неприятно вибрировало в голове, проревел:

— Ух, человеческим духом пахнет…

Ивар замер, стараясь не дышать. И не важно, что вершина скалы гораздо выше макушки великана и тот, даже если бы над обрывом не было камня, не мог их видеть. Все это мгновенно забылось, сметенное леденящим вихрем ужаса. Вот сейчас огромная лапища опустится сверху, ухватит в горсть…

Чувствуя, что от испуга темнеет в глазах, Ивар изо всех сил укусил себя за запястье. Боль стегнула по руке, отвлекая от страха, заставляя тело вновь слушаться, а голову соображать. Ивар ощущал, как колотится, постепенно замедляя ход, его сердце.

— Человеческим духом пахнет, — повторил недоуменно великан и, судя по равномерным хлюпающим звукам, принюхался.

Викинги сидели тише мышей, около норки которых рыскает голодная кошка.

Но великан оказался слишком ленив. Сопливое сопение его вскоре стихло, а на смену ему пришли чавкающие звуки, от которых Ивара замутило. Перед глазами сама возникла картинка, как йотун окровавленными руками рвет куски из человеческих тел…

Справиться с собственным воображением оказалось не легче, чем со страхом.

Закончив трапезу, йотун удовлетворенно рыгнул. Викингов обдало «ароматом» сырого мяса. После этого обитатель котловины долго кряхтел и бурчал что-то себе под нос, затем затих. Но тишина длилась недолго, откуда-то снизу, как показалось, из недр скалы, раздался глухой ритмичный рев. Ивар от неожиданности едва не подпрыгнул.

Рев то нарастал, то слабел, напоминая гул прибоя в каменистых фьордах далекой родины.

— Глянь, чего там, — прошептал Хаук Ториру.

Топор в Глазу, верткий, как змея, ловко обогнул валун и скрылся из виду. Вернулся разведчик довольно скоро, и удовлетворение было написано на его прыщавой роже.

— Дрыхнет, — сообщил Торир. — Без задних ног. Храпит так, что меня чуть с обрыва не скинуло…

— Ну, другого шанса у нас не будет! — Хаук распрямился в полный рост, глаза его решительно сверкнули. — Упремся во славу всех богов!

— Даруй Тор силу нашим мышцам! — очень вовремя брякнул Арнвид.

Ивар навалился на камень всем весом. Рядом кряхтел, налегая на шест, Нерейд. Слышалось сопение Вемунда и приглушенные ругательства, доносящиеся оттуда, где стоял Арнвид.

Каменная глыба качнулась раз, другой, чуть сдвинулась, а потом, будто издеваясь над потугами людей, замерла на месте.

— Навались! — скомандовал конунг сиплым от напряжения голосом.

Ивар нажимал что есть силы, чувствуя, как дрожат жилы, как кожа рвется в кровь о щербатые поверхности валуна. Ноги месили землю, грозя вырыть в ней ямы, и скрипели, жалуясь на жизнь, сапоги. Вздувшиеся, словно обожравшиеся змеи, мышцы готовы были лопнуть.

Но проклятый камень не желал двигаться.

Треск сломанного дерева заполнил уши, что-то стукнуло Ивара по спине, а когда он повернулся, то увидел Кари с обломком шеста в руках. Прямо в скуле огромного викинга, войдя в плоть не хуже стрелы, торчала длинная щепка, а глаза Ленивого заливал багрянец боевого бешенства…

— В стороны! — только и успел бросить Хаук, а викинги уже и сами шарахнулись от ставшего опасным соратника:

Но тот не обратил на них никакого внимания. Отшвырнул обломок жерди, которой только что пытался поддеть камень, и с гортанным ревом бросился на глыбу. Человеческая плоть, ставшая вдруг крепче стали, соприкоснулась с обломком скалы…

Раздался грохот, как от удара камнем по камню. Пыль взвилась столбом.

Не выдержав напора, валун, похожий на шапку, покачнулся и медленно, будто во сне, стал заваливаться за край обрыва. Под его тяжестью каменный выступ обломился, и осколки скалы устремилась вниз, к мирно спящему великану…

«Вот тебе и конец!» — злорадно успел подумать Ивар, после чего раздалось громогласное «бумм!». Скалы содрогнулись, и викинги все как один брякнулись на собственные задницы. Даже Кари Ленивый, начавший приходить в себя, не удержался на ногах.

Все замерли, вслушиваясь в сгустившуюся над горами тишину.

— Где стучат?

Голос великана, сонный и спокойный, словно не ему только что на макушку упал солидный кусок скалы, заставил Ивара вздрогнуть. Йотун уцелел? Но как? Неужели голова его крепче камня?

— Где стучат? Ничего не слышу, — повторил великан недоуменно, и последняя надежда рухнула. Сброшенный камень, способный разрушить крепостную башню, ничем не навредил громадному чудовищу.

И когда громогласный храп возобновился, только конунг нашел в себе силы подняться на ноги.

— Идем отсюда, — сказал он голосом, в котором осталось слишком мало холодной невозмутимости и появилось слишком много разочарования. — Мы должны попытаться еще раз, уже по-другому!