Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы предлагаете нам какую-то загадку? — спросил снова помрачневший Красс.
— Возможно, — отвечал Дионисий. — А может быть, и нет. Сегодня на свете происходит много странностей, и случаются тревожные вещи, когда извращается воля богов и стирается грань между рабом и свободным человеком. В этом хаосе возникают неестественные союзы и расцветает предательство. Поэтому-то среди нас и присутствует Гордиан. Разве он здесь не для того, чтобы раскрыть истину и отмести все подозрения? Скажите мне, Гордиан, вы не станете возражать, если я возьму на себя роль вашего соперника в поисках этой истины? Философ против Сыщика, а? А что скажете на это вы, Красс?
— Если вы хотите сказать, что можете раскрыть тайну убийства моего двоюродного брата Луция…
— Именно это я и хочу сказать. Вместе с Гордианом, можно сказать параллельно, я занимался своим собственным расследованием, хотя и в несколько ином направлении. В данный момент я не могу сказать ничего, но думаю, что очень скоро смогу ответить на все вопросы, которые поставило это трагическое событие. Я считаю это своим долгом как философ и как ваш друг, Марк Красс. Ах, должно быть, трапеза закончилась, раз появилась моя кружка.
Дионисий взял кружку из рук раба, молча стоявшего в ожидании около его кресла, и отпил несколько глотков зеленого пенистого напитка. Олимпия и Иайа изо всех сил старались совладать с охватившей их тихой паникой, и это им совершенно не удавалось.
— Не съесть ни крошки до самого завтрашнего вечера… Подумать только!.. — Сергий Ората в одиночестве стоял на террасе, на которую вела дверь из столовой. Когда вышел на террасу и я, он взглянул на меня через плечо, а потом задумчиво уставился на огни Путеол, словно мог уловить аромат последнего обеда, сервированного на противоположном берегу залива.
— Поститься вообще довольно противно, но особенно после такой скудной трапезы. У меня в желудке будет урчать во время панихиды, Луцию Лицинию это не понравилось бы. Ведь при нем каждый вечер здесь был пиршеством!
В доме рабы бесшумно убирали остатки вечерней трапезы. В соответствии с серьезностью обстоятельств все послеобеденные развлечения были отменены. Как только Марк Красс, извинившись, встал из-за стола, гости быстро разошлись, и мы с Оратой остались один на один.
— Луций Лициний был щедр? — спросил я.
— Щедр? Луций? — Ората пожал своими округлыми плечами. — По стандартам Байи — нет. По римским же стандартам, как мне кажется, он мог быть из тех, кому Сенат постоянно угрожал принятием какого-нибудь карательного закона, регулирующего расходы граждан. Скажем так: он с наслаждением тратил свои деньги.
— Свои или, может быть, Красса?
— Если быть точным, да. И все же… — Ората нахмурил брови.
Я стоял рядом с ним, опершись локтями на каменные перила. После первых холодных вечерних порывов ветер, кажется, успокоился, и стало теплее, как иногда бывало в окрестностях Залива.
— Вы, кажется, были здесь в ночь, когда убили Луция, не так ли? — тихо просил я. — Было, должно быть, ужасно проснуться утром и узнать…
— Да, действительно, это было потрясение. А когда я узнал об имени, процарапанном на полу у его ног, и что это дело рук его рабов… Представьте себе, ведь они могли убить во сне нас всех! Такое действительно произошло всего несколько недель назад в Лукании, когда Спартак прокладывал себе дорогу в Турии. Той ночью была уничтожена состоятельная семья, вместе со всеми ее гостями. Женщин изнасиловали, а детей заставили смотреть на то, как обезглавливали их отцов.
— Вы приехали сюда просто развлечься?
— Я редко делаю что-то лишь ради удовольствия. Даже принятие пищи служит жизненно важной цели, не так ли? Во все времена года я часто посещаю побережье Залива. И всегда радуюсь такой возможности. Но здесь всегда есть время и для дела. Просто бездельничать и жить только в свое удовольствие — это разложение. Я всегда должен иметь перед собой какую-то цель. Хотя я и родился в Путеолах, думаю, что следую римским добродетелям. — Ората слабо улыбнулся.
— Так, значит, у вас были дела с Луцием Лицинием?
— Намечались кое-какие планы.
— Вы уже перестроили его бани — удивительная работа! — Он улыбнулся в ответ на комплимент. — Что еще осталось сделать? Построить рыбный садок?
— Начать его строительство.
— Да, я видел.
— В Байи с рыбными садками шутить нельзя. Здесь знатные люди проливают горькие слезы, когда гибнет хоть одна из их кефалей, и плачут от радости, когда они мечут икру.
— В Риме говорят, что жителей Байи обуревает настоящая мания рыборазведения.
— Они говорят, что это стало порочным пристрастием, — со смехом признался Ората, — подобно тому, как парфяне считают пороком простые лошадиные скачки. Но это приносит хорошую прибыль тому, кто знает секреты торговли.
— Это недешевое занятие?
— Наверное.
— И Луций был готов этим заниматься? Не понимаю. Был ли он богат, или нет? И если у него было так много денег, то почему он не обзавелся своим собственным домом?
— По правде говоря… — Ората задумался, и лицо его вытянулось. — Вы должны понять, Гордиан, что, кроме своих предков и богов, я ничего так не уважаю, как конфиденциальность состояния чужих финансов. Я не из тех, кто готов сплетничать по поводу источников или же размеров чьего бы то ни было состояния. Но поскольку Луций мертв…
— Ну?
— Да простит мне его тень то, что я вам сейчас скажу. Если говорить о богатстве Луция, то видимое на поверхности — это далеко не все.
— Я не улавливаю вашу мысль.
— В голове у Луция роились многочисленные планы в отношении этой виллы. В том числе дорогостоящие реставрационные работы и пристройки. Именно поэтому он пригласил меня сюда на несколько дней, чтобы обсудить реальность и стоимость некоторых из его проектов.
— Но почему он был готов потратить такую массу денег на обновление дома, в котором был всего лишь арендатором?
— Потому что он был намерен в ближайшем будущем купить этот дом у Красса.
— И Красс об этом знал?
— Думаю, что нет. Луций говорил мне, что собирался предложить ему сделку через месяц или около того, и, кажется, был вполне уверен в согласии Красса. Имеете ли вы хоть какое-то понятие о том, сколько может стоить такая вилла, особенно если учесть последующие эксплуатационные расходы? Он сказал мне под большим секретом, что наконец получил возможность порвать с Крассом. Он предложил мне вступить с ним в партнерские отношения, объединив мой деловой опыт с его капиталом. Ему иногда приходили в голову хорошие идеи.
— Но вы проявили осторожность.
— Слово «партнерство» меня настораживает. Я рано понял, что нужно всегда действовать самостоятельно.
— Но если Луций предлагал деньги…