Меня осыпало перелетевшими через березняк комьями дерна, но я все еще не видел за деревьями никакого движения. Несмотря на острое желание вскочить и броситься наутек, я тем не менее словно прирос к земле, уповая на то, что Скульптора отвлекут переправляющиеся через ров раскольники и он не обратит внимания на Мракобеса, лежащего без движения на отшибе.

Что бы там ни пытался доказать Кальтер на примере своей бабки, я был твердо уверен, что единственный шанс спастись от таких хищников – это загодя заметить их и стать тише воды ниже травы. В противном случае можно даже не трепыхаться, и уж тем паче глупо валять перед ними дурака. Не знаю, как тигры, а Скульптор в лучшем случае посмеется над такой выходкой и, дай бог, прикончит тебя быстро и без мучений. Однако все ведь может обернуться и иначе. Как отреагирует апостол Монолита, если останется недоволен концертом?..

Дурак ты, дядя Костя, замечу я тебе, и теории у тебя дурацкие! Достаточно лишь однажды ощутить близкую поступь Скульптора, чтобы раз и навсегда убедиться в абсурдности подобного метода отпугивания хищников.

При всей моей ненависти к «буянам» я, сам того не желая, вдруг ощутил, что сопереживаю их драматичной переправе. И возможно, даже обрадовался бы, удайся Черепу перебраться на другой берег без происшествий. Но поскольку этого все-таки не случилось, значит, укорять себя за сочувствие к заклятому врагу будет не резон. Как только я понял, что ему не избежать неприятностей, моя проклюнувшаяся было симпатия к раскольникам тут же сменилась обычной жалостью. А она была вполне нормальной для меня реакцией, когда речь шла о загнанном в угол противнике.

Едва Сим-сим, Череп и последовавшие за ними бойцы ступили на трубу, как шумовой фронт моментально сместился к востоку. А когда авангард «буянов» достиг середины переправы, атмосферу разорвал хлесткий и тяжелый металлический удар, будто где-то в восточном районе пригорода столкнулись лоб в лоб два большегрузных самосвала. Вслед за этим земля затряслась мелкой дрожью, как при приближении мчащегося по перегону товарного поезда. Накренившаяся береза, за которой я прятался, закачалась, и мне пришлось отползти от нее, чтобы она не придавила меня своим вывороченным из земли корнем. Мое счастье, что все до единого преследователи смотрели сейчас либо на восток, либо – те, что пересекали ров, – себе под ноги, и потому моя возня осталась незамеченной.

– Не стоять! Шевелить ногами! – проорал Череп, двигаясь осторожной, но быстрой походкой по покатой поверхности трубы. Шаги множества ног и так сделали ее шаткой, а колебание почвы лишь добавило раскольникам острых ощущений. Стоило лишь какому-нибудь нерасторопному бойцу замешкаться, и заданный командиром темп передвижения будет сбит. В деле, где каждая секунда ценилась даже не на вес золота, а фактически стоила одну человеческую жизнь, любая задержка могла обернуться самыми трагическими последствиями.

Несмотря на грохот и неустойчивый мост, раскольничья переправа стартовала вполне удачно. Авангард «буянов» пересек ров организованно и споро, продемонстрировав нам с Кальтером отменную выучку и дисциплину. Когда первая половина бойцов Черепа сошла на берег, вторая уже целиком находилась на трубе. До успешного завершения этого несложного для тренированных вояк маневра оставались считаные секунды. Но тут из-за поворота траншеи нарисовался источник угрожающего шума, и все у раскольников сразу пошло наперекосяк.

Ассоциации с поездом-товарняком, которые вызвал у меня надвигающийся грохот, оказались на удивление точными. Именно железнодорожный состав и мчался сейчас по провалу, перемалывая усеивавшие его дно и без того неоднократно перемолотые кости. Но как подобное возможно вдали от железных дорог, спросите вы? Поспешу уточнить: для этого товарняка рельсы уже не требовались. Равно как и электроэнергия. Ее с лихвой заменила та силища, которая перед этим, мягко говоря, переделала сей поезд для езды вне рельсовых магистралей. Правда, переделка получилась слишком глобальной, и для иной работы, кроме как давить все, что попадется ему на пути, этот грохотун больше использоваться не мог.

Очередное творение Скульптора вновь озадачило меня вопросом, где пролегала граница между фантазией и возможностями этого неуемного гения смерти. В сравнении с тем, что он сотворил с поездом, вырывание из земли деревьев и сплетение в косичку двух гигантских антенн выглядело легкой разминкой. Вроде как для Микеланджело – взять и вылепить от скуки глиняную тарелку. Сколько времени потратил Скульптор на лепку из цельного железнодорожного состава циклопического катка, знал лишь автор сего авангардного произведения. Явно не меньше полусотни вагонов и как минимум один локомотив были спрессованы в цилиндрическую болванку, о размерах которой свидетельствовала выдавленная ею в земле траншея.

Впечатляла и прыть, с какой несся по ней каток. Чтобы разогнать его до такой скорости в обычных условиях, громадину следовало спихнуть с вершины высокого холма. А что нужно сделать, чтобы ее остановить, если поблизости нет второй такой махины, я вообще затруднялся сказать. Цепляясь краями за склоны рва, она с треском подминала под себя все новые деревья и, выбрасывая вверх фонтаны глины, расширяла свою колею. Завидев эту картину, я наплевал на конспирацию и рванулся прочь от кромки обрыва, полагая, что у Кальтера тоже хватит ума убраться подальше от всесокрушающего молоха. Твердь земная подо мной дрожала так, что мне пришлось стиснуть зубы, дабы ненароком не прикусить язык.

Когда я вновь плюхнулся на землю, на переправе уже творился форменный хаос. Те «буяны», кому на момент появления катка оставалось преодолеть последнюю треть трубы, сумели, напирая на впереди идущих товарищей, кое-как добежать до берега. Последнего из уцелевших счастливчиков приятели чудом успели схватить за руки и вытянули за собой, когда он уже практически падал в ров. А вот замыкающим группу семерым или восьмерым раскольникам не повезло. Каток приближался, тряска с каждым мгновением все нарастала, и труба у них под ногами заходила ходуном, пружиня под собственным весом так, словно была сделана не из металла, а из гибкого пластика. Примерно половина не достигших края раскольников сорвалась в ров, еще трое уцепились за скобы и повисли на них, и лишь один продолжал демонстрировать чудеса эквилибристики, балансируя на раскачивающейся трубе, как канатоходец на канате. Жаль только, что при этом все его силы без остатка тратились на удержание равновесия, поэтому как ни стремился он продвинуться вперед хотя бы на шаг, ничего у него не получалось.

Однако что было проку в жалких потугах этих бедолаг спастись, если в итоге и они, и те, кто упал на дно траншеи, угодили под тысячетонный каток, словно муравьи под асфальтоукладчик? У меня перехватило дыхание, когда махина нависла над переправой и в мгновение ока подмяла под себя и ее, и барахтающихся на ней раскольников. И, даже не замедлив движения, покатила дальше по траншее, обваливая склоны и расшвыривая куски глины подобно тому, как разбрызгивает грязь автомобильное колесо с оторванным крылом. Береза, в корнях которой я только что прятался, зацепилась за выступ на торце катка и отправилась в путь вместе с ним, описывая окружности трепещущей от таких кульбитов кроной. Хорошо, я вовремя сообразил, что не нужно стоять столбом с разинутым ртом, пялясь на это невесть какое по счету чудо Зоны. Не успело оно, щедро обдав меня глиной, прогрохотать мимо, а я уже снова залег за деревом, на сей раз росшим далеко и от провала, и от глаз маячивших на том берегу «буянов».