В первое же утро после инцидента с Чарльзом он недвусмысленно задал тон всему их последующему общению. Он отпер дверь, принес подобающие извинения и принял как должное господствующую в доме атмосферу холодной вежливости.

Кейт тем временем готовилась к битве. После четырех дней пристального изучения в пятницу за ужином она открыла огонь.

— Я заметила, — начала она, передавая соль, — что вы сегодня выходили. Вы виделись с Филиппой?

Лаймонд принял из рук Кейт соль, но не принял вызова.

— Мы перемолвились несколькими словами, — ответил он. — Она… удивительная девочка.

Кейт подхватила:

— Мы тоже так считаем. Что она вам сказала?

— Ее ответы отличались краткостью, но и их непросто было добиться.

Кейт знала, что он не преувеличивал.

— Я боялась, что она вовсе не станет отвечать. Мы пытались внушить ей сочувствие к вам. Ненависть в детях неуместна.

На этот раз через мгновение он ответил на ее выпад:

— Возможно, нам с Филиппой стоило бы сблизиться. Она бы ко мне привязалась, если бы узнала получше.

Кейт бросилась в атаку, не обратив внимания на то, что глаза Лаймонда вспыхнули.

— Это пробудило бы в ней сочувствие к вам?

— Может быть. Подопытное животное всегда вызывает сочувствие, не так ли?

— Но не змеи, — возразила Кейт несколько непоследовательно. — Я ненавижу змей.

— Однако многие пользуются змеиной кожей, а змеям не оставляют права даже защищаться.

— Беззащитность — что-то новое в характере змей. Как бы то ни было, я не позволю им ползать по моему дому, сворачиваясь колечком где придется. Это действует на нервы.

— Конечно, особенно если заставлять их снова развернуться. Вы знаете, у меня нет желания упражняться в риторике.

Кейт уставилась на него с подозрением:

— С какой стати я должна отказывать себе в развлечении по вашей милости?

— Милость тут ни при чем; я восхищаюсь вами и трепещу одновременно: за четыре дня проделать такой путь.

— Со змеями спасает только проворство. Иначе они успевают сменить кожу. Что же касается вас, то вам неведомо само слово «милость», — парировала Кейт, собирая тарелки.

Он опустил глаза:

— Не могу же я извиняться без конца. Это покажется однообразным.

Кейт, вынув блюдо из буфета, остановилась рядом с ним.

— Я ничего не требую от вас, кроме маленького невинного развлечения. Почему вы не отвечаете на колкости?

— Хотя бы потому, — сказал Лаймонд, внезапно подняв на нее взгляд, — что я привык огрызаться, а вы нет.

— Это меня не смущает, — задумчиво промолвила Кейт. — Так вы покажете зубы?

— Как акула. Это вошло у меня в привычку. А привычка — придуманная дьяволом замена благих начинаний. Привычка сводит на нет честолюбие, инициативу, воображение. Привычка — проклятие брака и преддверие смерти.

— В качестве защитника хаоса вы выглядите убедительно. Существует такое понятие, вы знаете, как привычный беспорядок, что, конечно, вам знакомо: немногие способны вынести ваш беспорядочный образ жизни. Что, если бы вам представилась возможность вести нормальное существование? — Она проницательно взглянула ему в лицо.

— Не будем касаться моих темных дел, ладно? Мы потеряли нить разговор. Имеется некоторая разница между беспочвенным возбуждением и тягой к смене впечатлений.

— Если нельзя затрагивать вас лично, то я не желаю спорить, — категорически отрезала Кейт. — Я, может быть, и не прислушиваюсь к вашим высказываниям, но и вы мои пропускаете мимо ушей.

— С вашей стороны это не высказывания, а зондирование почвы. Не знаю, почему я должен раскрывать перед вами тайники моей души.

— Зато я знаю. Потому что Гидеон помог бы поджарить родного отца, если бы каннибал стал читать ему стихи.

— А я не только испил из Кастальского ключа 13), но и омылся в нем.

— Насколько я помню, вы искупали в нем беднягу Чарльза, — саркастически заметила Кейт. — Вы цените свой внутренний мир. Приношу извинения за то, что пытаюсь вторгнуться столь недостойным образом. Не обращайте внимания: сверчок знает свой шесток.

Его тонкие, длинные пальцы потянулись к солонке.

— Прекратите это, а? — мягко попросил Лаймонд.

Кейт выпрямилась и перешла в открытую атаку:

— А почему я должна прекратить? Я хочу…

Он прервал ее, толкнув тяжелую серебряную солонку так, что та остановилась ровно на середине стола.

— То, чего вы хотите, очевидно. Вы хотите моей откровенности. Если вы ее добьетесь, то по крайней мере станете строить предположения с моего молчаливого согласия. Если и это не удастся, то вы прибегнете к моральному давлению. Я полностью сознаю, что поступил дурно по отношению к членам вашей семьи, и готов загладить вину. Но не таким образом.

Ее щеки зарделись.

— Господин Кроуфорд, я сильно сомневаюсь, что у вас есть выбор.

Он устремил на Кейт беспокойный, безжалостный взгляд.

— Нет нужды напоминать мне об этом. Вы вольны казнить или миловать. Тут ничего не поделаешь.

— Если право на молчание вам дороже жизни, тогда тут действительно ничего не поделаешь.

— Право на молчание? Нет, — живо возразил он. — Но я ставлю свободу духа выше свободы тела. Я требую права совершать ошибки и не разглагольствовать о них. Вы, естественно, вольны защищать вашего супруга. Моя жизнь в полном вашем распоряжении — но не мои мысли.

— О Господи, — рассмеялась Кейт, вставая. — Я сомневаюсь, что я бы пережила близкое знакомство с вашими мыслями. Я хотела выяснить только один существенный вопрос: едите ли вы гусиные яйца. Гусыни беспрестанно несутся — дурацкая привычка, но не разбивать же яйца.

Кейт никогда не упорствовала в безнадежном деле. Он улыбнулся, ловко вскочил и открыл перед ней дверь; в уголках его глаз притаился смех.

— Я не думал, что весь разговор затеян из-за яичной скорлупы. Ни за что на свете не лишу вас удовольствия последней укусить противника.

— Конечно, если речь идет о змеях. Но если вы имеете в виду акул…

— Пифия, — парировал Лаймонд и неожиданно улыбнулся.

Кейт признала свое поражение.

В последующие дни она не предпринимала дальнейших попыток. Осознав, что, во-первых, эти стычки не затрагивают его истинных интересов, а во-вторых, его ум был слишком острым, Кейт могла утомить своего гостя, могла разозлить. Четырехдневный опыт научил ее, что она может и поколебать его самообладание, и сам он бывал обескуражен и удручен тем, что воля его слабеет. Но ей никогда не удавалось взять верх — и Кейт прекратила попытки.