Лейтенант посмотрел на Кайла как на английского полудурка, а потом отвернулся:

– Я помню все. Такие ночи не заканчиваются.

Кайл бросил взгляд на Дэна, который скалился за камерой.

– В десять пятьдесят на станцию в Юме поступил звонок. Мужик с ранчо в пяти милях к западу отсюда услышал выстрелы. Его звали Агилар. Он умер. Здесь живет его сын. Эта земля ему тоже принадлежит. Надеюсь, у вас есть разрешение на съемку?

Кайл кивнул. Дэн подавил смешок.

Конвей повернулся к камере спиной и указал куда-то на дальний конец долины:

– Звук прошел по всей территории и донесся до ранчо. Там все слышно, как будто это совсем близко. В шахте не было телефона. Они его обрезали. Но Агилар сказал, что слышал выстрелы. Близко. По звуку понял, что это винтовка. Он вышел из дома и поднялся на холм. Сказал, что увидел туман. Желтый. И собаки лаяли. Он еще кое-что добавил про собак, и сейчас это звучит чертовски глупо, но тогда, стоя прямо здесь, где вы сейчас, я тоже все слышал.

Конвей сделал несколько шагов в сторону большого белого дома, и Дэн повел камерой за ним. Старый полицейский вздохнул и положил руки на пояс. Оператор вопросительно взглянул на Кайла, и тот жестом велел ему продолжать.

Прошла минута.

– Позвонили мне в машину. Номер 27. Так что мы с Хименесом, моим напарником, выдвинулись сразу после одиннадцати. Стоило съехать с шоссе, и нам больше ни одной машины на глаза не попалось. Здесь никого не было, кроме Агилара на своем ранчо и этих чертовых хиппи. Мы немного поплутали по дорогам и увидели дым. Что-то вроде тумана, только грязно-желтый. Остатки. Как будто он уже уходил. Я решил, что это пожар. Но было тихо, только собаки лаяли. Ни лягушек. Ни кактусовых сычей. Никого. В пустыне шумно ночами. Но не здесь. Только собаки и те поодаль. Как будто они были выше нас и где-то к северу. Вот только к северу отсюда нет никаких холмов. Я так и не знаю, где были эти собаки. Агилар сказал, что хиппи держали несколько собак, которые дико выли. Но после этой ночи он больше ни одной не видел. Клянусь, я был уверен, что они где-то у меня над головой. Как будто в небе. И лай все отдалялся. – Тут Конвей как будто застеснялся того, что говорил: – Ну, пустыня кого угодно может обмануть. В общем, мы приехали сюда в полной темноте. Ни огонька. По ночам они жгли костры и керосиновые лампы. Агилар рассказывал. Электричества тут нет. Видите, там большой очаг. Но, когда мы приехали, было совершенно темно. Очаг остыл.

Хименес осторожно пошел к этому дому. Он был ближе всего к нам и самый большой. Двери были открыты. Я помню, как он шел через этот туман с фонариком. Как зашел внутрь. И вдруг развернулся и побежал к машине. И когда я увидел его лицо, то понял, что нас ждут проблемы.

Он сказал: «Звони врачам, вызывай подкрепление, у нас тут раненые, а может, и убитые». Я позвонил. Потом взял винтовку, а Хименес дробовик, и мы вернулись в здание. До прибытия подкрепления оставалось не меньше получаса, так что спешить нам было некуда. Мы зашли внутрь медленно. Вот отсюда.

Конвей замолчал и вступил на крыльцо длинного белого здания. Присел под пустым оконным проемом слева. Сделал вид, что у него в руках фонарь.

– Хименес шел с другой стороны, – он показал на окно справа, – я крикнул «Полиция!» и ничего не услышал. Ни звука. Мы не могли обойти здание и посмотреть с другой стороны, потому что нас увидели бы из тех домиков. Сначала нужно было убедиться, что здесь чисто. Осматривать их по одному. Так что я посветил фонариком в окно. Вот так. Внутрь и вниз. – Конвей опустил руку и прикоснулся к ломаной оконной раме. – И я увидел тела. Сразу насчитал пять штук.

Он выпрямился и шагнул в комнату.

Дэн, а потом Кайл медленно последовали за ним. Слой грязи покрывал доски, прогибающиеся под тремя парами ног. Внутри валялись мятые пивные банки, пустые пакеты и стоял густой запах мочи.

Здание делила пополам белая деревянная стена, сквозь открытую дверь в которой виднелась чернота.

– Тут лежали маты. И пять тел на них. На них были эти хламиды, в которых они появлялись в городе. По полу текла кровь. Двое стояли на коленях, как будто молились. Остальные попадали. Кровь уже потемнела и начала густеть, то есть их убили незадолго до того, как мы приехали. Прошло, может, около часа. Я принялся осматривать тело, вел фонариком снизу вверх и увидел перерезанное горло. Голова свалилась вперед, глаза жертвы были закрыты, но разрез шел до самого уха.

Конвей шумно выдохнул:

– Все пятеро, в ряд. У четырех росла борода. Они смотрели в стену. Как будто их так расставил тот, кто убил. И непохоже, чтобы они сопротивлялись. Руки были не связаны.

Он помолчал с закрытыми глазами. Кайл услышал, как Дэн сглотнул, и вдруг почувствовал симпатию к старику, а заодно ощущение вины за то, что он заставляет его вспоминать.

Лейтенант собрался и двинулся к стене.

– Они жили сзади. Во второй комнате. Там были матрасы, старые одеяла, книги. И все. Мы пытались не наступать в кровь – это же было место преступления. Так что на цыпочках обошли тела и двинулись дальше. Во второй комнате было чисто. Никого. Только пять трупов в первой комнате. И еще я почувствовал запах. Как будто до этого у меня отключилось обоняние, и я полагался только на зрение и слух. Но тут спросил: «Ты это чувствуешь?» Хименес кивнул. Он сказал, что это труба лопнула, а я, помню, думаю, здесь же нет канализации. Но точно несло дерьмом, грязной водой и как будто здесь кто-то умер, причем задолго до тех хиппи. И вонь шла не от жертв. Нет, сэр.

Они с радостью вышли наружу. Ирвин Левин не писал в своей книге о запахе разложения. Несколько секунд после слов Конвея Кайл не чувствовал под собой ног. Он вдруг показался сам себе уязвимым и хрупким. Обычно с ним такое случалось при потере контроля над ситуацией. Но сейчас все его долги или невозможность снять фильм за двадцать фунтов были ни при чем. Его волновала собственная безопасность и психическое здоровье, которое сдавало перед таким совпадением, жуткой синхронией, крывшейся в невинном признании лейтенанта. Кайл посмотрел на Дэна и понял, что не одинок в этих чувствах.

Конвей снова отвернулся от камеры и посмотрел в пустыню. Дэн быстренько заснял его сбоку.

– Мы не знали, что среди убитых была их предводительница. Никто не знал, пока не появились эти, из убойного отдела. Сестра Катерина. Это было ее большое тело в середине, она упала и опрокинула двух других. Я, помню, подумал еще, что, если бы она не упала, так бы все и стояли на коленях. Четверым перерезали глотки, а ей отрубили голову.

С места убийства они в неуютной тишине, которая, казалось, очень подходила Конвею, перешли во второе здание, стоящее под углом сорок пять градусов к первому. Ржавый железный навес рухнул на крыльцо. Поддерживавшие его тонкие деревянные столбики создавали впечатление, что все здание валится набок. Белая штукатурка или краска слетела с внешних стен, обнажив старые кирпичи. Крыша загибалась наверх, словно на банке сардин.