В квартире было тихо, хотя родители были дома, но к ней тактично не вышли. Ее комната показалась пустой и безжизненной, и вдруг навалилась такая тоска, так захотелось увидеть Петю. Она поняла, что уже не сможет жить так, как жила до него.

Вечером, первый раз за все это время, захотелось чего-нибудь съесть. Она зашла на кухню. Папа пил чай. Чайник был горячим, она сделала себе кофе и села за стол.

– Манюнь, хочешь, я тебе яичницу пожарю? Мама сегодня целый день в бегах была, ничего не приготовила.

– Пожарь…

В детстве Маня любила, когда папа жарил яичницу. Это случалось нечасто. В их семье считалось, что много яиц есть вредно, и Маня ждала момента, когда обеда в доме не было и можно было законно затребовать у папы яичницу. На этот раз вкуса она не почувствовала, но после еды нервное напряжение стало отпускать, и она никак не могла встать и уйти. Папа тоже не уходил.

– Мань, а может, плюнешь на все. Заберем Линку… У меня в этом семестре лекций мало, у мамы три дня свободных. Справимся как-нибудь все вместе… А ты пока отдохнешь немного, успокоишься, подумаешь… Такую жизнь ты всегда сумеешь вернуть…

– Ну, понятно. Вам хочется, чтобы я стала матерью-одиночкой… Но зато при вас.

Папа засмеялся.

– Ты уж как твоя свекровь заговорила.

– Вот видишь! Вы меня сейчас облагодетельствуете, а потом всю жизнь попрекать будете.

– Никто тебя не будет попрекать. Что ты глупости говоришь? Будет у тебя время свободное, может, еще рассказ напишешь…

– Не хочу я ничего писать.

– Ну, не хочешь – не надо. Главное, успокоиться, а потом и желания вернутся. Ты же молодая совсем, у тебя столько всего в жизни будет.

А вдруг правда все еще можно вернуть, а потом начать все заново с чистого листа, где есть ее дом, родители, и ничего не было, ни Пети, ни его семьи. И все будут любить друг друга и понимать с полуслова, как она всегда понимала родителей, даже когда они ссорились. И появится другая Линка, которую все будут любить, и она всегда будет рядом. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока она будет жить здесь приживалкой в унизительном сочувствии, и все вокруг будут говорить, что у Мани Лагутиной не сложилась личная жизнь. Это было во вторник, а в среду она вышла из института и увидела Петю. Она даже не поверила вначале, что это он, а потом с трудом заставила себя не ускорять шаг.

– Здорово…

Ее обожгло горячей волной, и она поняла, что они снова вместе. Они долго куда-то шли, сами не зная куда. Уже давно миновали метро, посидели на лавочке в каком-то дворике, а потом опять шли, и Петя все время говорил. Ему надо было выговориться. Девушку звали Леной, она была приезжей, снимала комнату в Черемушках, работала на какой-то фармацевтической фирме торговым представителем и приехала к ним в институт рекламировать какие-то новомодные лекарства. На нее Васильчук запал, а она запала на Петю, хотя теперь он уже не был в этом уверен. Они стояли в курилке, и она жаловалась ему на свою тяжелую жизнь. Мать с новым мужем выжили ее из дома, и ей пришлось уехать в Москву.

– Значит, ты ее пожалел? А меня ты не жалеешь?

Петя улыбнулся.

– Тебя я не жалею. Тебя я люблю.

А потом эта Лена узнала, что освободилась квартира в Беляево, предложила помощь с ремонтом. Ему уже тогда было с ней некомфортно, но она оказалась настойчивой. Выяснилось, что ее выгоняет квартирная хозяйка и ей негде жить. Тут уж Петя все понял и резко дал ей от ворот поворот. Уже потом, случайно, Маня узнала, что от ворот поворот ей дала свекровь, как только вникла в ситуацию. Но это уже не имело значения.

– Понимаешь, я как с ума сошел. И дело не в этой хабалке. Мне она на фиг не нужна была. Просто сил уже не было бороться с беспросветностью. Я как за соломинку ухватился… Манька, зато я понял, что не могу без тебя, совсем… Я без тебя умру…

Она гладила его по голове и опять была счастлива.

Ехать домой он наотрез отказался.

– Я понял, что мы должны жить одни. Твои родители давят. Ты сама это чувствуешь, просто ты вся из себя такая благородная…

Маня не возражала.

– А с ремонтом как?

– А все тип-топ. Неделька и все готово. Предки проспонсировали.

Неделька вылилась в месяц, и за все это время Петя ни разу не виделся с ее родителями. Даже вещи забирали, когда никого дома не было. Он сказал, что ему неприятно сейчас их видеть. Маня его понимала. Иногда она оставалась у свекрови, но какие-то дни все-таки ночевала дома, хотя родители ничего от нее не требовали. Они и на новой квартире практически не появлялись, но на это уже были другие причины. Отца опять положили в больницу. Предлагали операцию. А может быть, не в болезни было дело. Маня и сама чувствовала себя в Беляево некомфортно. Не оставляло ощущение времянки, как будто бы она поживет здесь немного, а потом поедет домой. И еще ее тревожило Петино стремительное сближение с Васильчуком. Они теперь практически не расставались, тот даже иногда ночевать у них оставался. Мане он был неприятен. Ей казалось, что именно он является источником всех Петиных бед. Он как будто поработил Петю и пользовался этой Петиной зависимостью.

Неожиданно позвонил Дорожкин. Начал возбужденно тараторить, как он благодарен Мане, Пете, а уж Владимиру Даниловичу он по гроб жизни обязан. Тот для него как отец. Оказалось, что Дорожкин защитился. Отец для этого даже сбежал из больницы. Маню это неприятно удивило: родители ничего ей об этом не сказали. Она с трудом дождалась прихода Пети. Выпалила, как только тот зашел в дверь:

– Дорожкин защитился!

– Да ты что!

– Клянусь! Сам звонил, с тобой хотел поговорить. Так благодарил. Сказал, что все благодаря новому проекту, который ты рассчитывал, что без тебя он бы опять пролетел.

Она видела, что Петя млеет от ее слов.

– Представляешь, Петька! 13 лет не мог защититься! Папа уже не верил. Он ему, конечно, не говорил…

Петя прошел в комнату. Обернулся. У него горели глаза, Маня никогда не видела его таким счастливым.

– За это надо выпить.

На следующий день Маня поехала к отцу в больницу. Говорили ни о чем. Последнее время им было трудно вместе. Оба старались избегать опасных тем, и это делало общение неестественным.

– А Дорожкин-то каков! Ты мне ничего не сказал…

Отец неожиданно оживился, и Маня обрадовалась, что завела этот разговор.

– Да, отмучился бедолага! Я б ему за одно упорство кандидата дал…

– Ну, какой он молодец! Я слышала, он какие-то трудные расчеты сделал…

Отец удивился.

– Расчеты? Какие расчеты?

– Ну, проект ты ему какой-то новый дал…

Отец отмахнулся.

– Какие там расчеты. Это как раз самое простое было. Эти расчеты любой школьник сделать может, если постарается… А ты-то как?