Разумеется, малышка не могла догадаться, насколько этот блестящий дворянин понравился и ее собственной матери. Но маркиз Бриньоле догадался сразу. И то, что промолчал, можно объяснить двумя причинами. Во-первых, он знал, каким сложным характером обладает его благоверная. А во-вторых, он вообще опасался проявить даже минимальное недовольство. Того гляди, генуэзский высший свет объявит его последователем «допотопных взглядов». Этот весьма миролюбивый человек предпочел уйти в тень и безропотно покориться судьбе.

Но сейчас маркиза дала волю своему поистине бешеному нраву. Она метала громы и молнии почище самого Зевса.

– Значит, вот как! – кричала она. – Оказывается, это на вас, негодница, он мечтает жениться! Вот уже сколько месяцев ходят слухи о его свадьбе. Каких только имен не называли! Я думала, он женится на дочери герцога Менского. Об этом совсем еще недавно болтали при дворе, или пусть даже на дочери герцога Бульонского, но на вас!.. На вас!..

– Матушка, – очень спокойно, тоном мученицы, страдающей за веру, отвечала Мария-Катарина. – Я люблю его так, как никто и никогда никого не любил.

– Да что вы об этом знаете?! Что вы вообще знаете о любви? Стоило какому-то ветрогону походя бросить вам несколько комплиментов, потому что ваши шестнадцать лет слегка вскружили ему голову, – и вот уже вы воображаете, что именно вас посетила самая большая любовь нашего века! Ну, кто-нибудь слышал подобную чушь?!

– Я не знаю, кто и что слышал, матушка, но очень хорошо помню, что, когда мы с князем месяц назад расставались в Париже, я пообещала ему никогда не выходить замуж ни за кого, кроме него самого. Я пообещала ему это письменно и даже расписалась собственной кровью.

Услышав это заявление, маркиза онемела. Потребовалось довольно долгое время, чтобы она смогла наконец пробормотать:

– Но… вы же безумны… вы совершенно обезумели!.. А он – еще больше, чем вы!

– Он меня любит, – просто сказала Мария-Катарина. – В конце концов, это для меня блестящая партия. И я не понимаю, почему бы мне не стать княгиней Монако.

– Да он сам князь только благодаря своей матери! – буркнула себе под нос маркиза, которая лучше, чем кто-либо иной, знала, почему ее дочери не стоит связывать свою судьбу с Гонорием.

Что касается матери князя, то действительно только благодаря ей, урожденной Гримальди, герцогине де Валентинуа и княгине Монако, Гонорий стал наследником монаршего трона. Его отец, Жак де Матиньон, был хорошего бретонского дворянского рода, но не обладал никакими правами на княжеский титул. Гонорию не была чужда слава, и его доблестное поведение в многочисленных битвах снискало ему не только дружбу короля Людовика XV, но и тот пышный титул бригадного генерала, которым он так гордился. Но если маркиза и была весьма ревнива, о ней никак нельзя было сказать, что она глупа. Она быстро догадалась, что ссылаться на низкое происхождение отца Гонория значит попросту доставить дочери возможность посмеяться над собой. Мария-Катарина к тому же казалась настолько настойчивой и упорной в своих требованиях, что, несмотря на охватившее ее бешенство, маркиза сделала вид, будто сложила оружие. На самом деле она решила применить его по отношению к человеку, представлявшемуся ей куда более сговорчивым, чем шестнадцатилетняя влюбленная девушка, явно считающая, что она-то первая и изобрела настоящую любовь. Маркиза взяла свое самое лучшее перо, обмакнула его в чернила и написала князю Монако весьма ядовитое послание, какого никто, кроме нее, не сумел бы сочинить.

Очень обеспокоенный таким оборотом событий, Гонорий III ответил следующей же почтой, с неискренностью, обычно свойственной людям, чувствующим, что они не совсем правы. Он указал любовнице на недостаточное количество доказательств ее исключительной верности ему.

«Вы обвиняете меня в стольких чудовищных поступках, – писал он, – что я просто вынужден защищаться. Может быть, для этого придется перейти в атаку…»

Бригадный генерал Людовика XV был ловким стратегом. Но ему явно не хватало знания того, что такое женская душа вообще и душа маркизы Бриньоле в частности. Если бы он желал подлить масла в огонь, он бы не нашел способа лучше! Получив ответ, госпожа Бриньоле-Сале, возмущенная до крайности, совершенно разбушевалась. Князь посоветовал юной Марии-Катарине не отчаиваться и, набравшись терпения, ждать.

«Быть может, настанет день, когда для вашей матушки ваше счастье окажется дороже ее собственных предпочтений, – вероломно писал он. – А до тех пор, знайте: я остаюсь искренне вашим до самых глубин моего сердца…»

В определенном смысле это было правдой. Мария-Катарина была очень мила со своей лилейной свежестью, пышными волосами того золотистого цвета, который прославил великий Тициан, большими голубыми глазами… Конечно, ее очарование и девичья грация должны были вызвать пылкую страсть у сорокалетнего холостяка, отличавшегося бурным темпераментом. Но сейчас Гонорий III проявлял особенную осторожность и предусмотрительность, стараясь оказаться подальше от своей обманутой и оскорбленной любовницы, отчаянно сопротивлявшейся превращению в тещу.

В ожидании, пока маркиза Бриньоле одумается, он прямиком направился в Версаль, где предпринял весьма успешные попытки утешиться, закладывая основы для нового брачного проекта, который не мог не разжечь ярости маркизы. Что поделаешь, дочь герцога Лавальера оказалась не такой красавицей, как Мария-Катарина, но Гонорию III обязательно нужно было жениться, чтобы его род не угас вместе с ним. По крайней мере, такова была изложенная им официальная причина. А впрочем, в его возрасте и при том изобилии случайностей, какими кишит война, и болезней, какими грозит переедание, кто ж поставит ему это в вину?

Король Людовик XV сразу же дал свое согласие. Он сделал даже больше, наградив князя Монако титулом герцога и пэра Франции. Это была немалая честь. Быть при французском дворе герцогом и пэром означало занимать положение куда более высокое, чем то, на какое мог рассчитывать иностранный князь, пусть даже и царствующий.

Князь оценил полученное по достоинству и, обезумев от радости, не придумал ничего лучше, чем поделиться этой радостью с Марией-Катариной. Свойственное Гонорию III отсутствие должного воспитания (если не сказать – хамство!) дошло до того, что он не постыдился вернуть несчастной девушке, как отныне бесполезное, обещание, которое бедняжка подписала кровью! Вот только дух мести подсказал ему идею переслать это письмо через маркизу…

«Я обещаю князю Монако, что бы ни случилось, никогда не выходить замуж ни за кого, кроме него самого, и никогда не слушать никаких любовных речей, которые могли бы меня склонить к этому. Написано в Париже 29 ноября 1755 года». И подпись кровью: «Мария-Катарина Бриньоле»…

Чтение этого трогательного обязательства повергло госпожу Бриньоле-Сале в такой гнев, что чуть не осыпались вся штукатурка и лепнина с потолков ее дворца. Но на этот раз весь ее гнев был обращен только на Гонория: любовница превратилась в оскорбленную мать.

– Обещаний, которые девушка из нашей семьи подписывает собственной кровью, назад не возвращают! – бушевала она. – Хочет этот негодяй того или не хочет, но придется и ему подписаться под таким же обязательством! Она пообещала, что никогда не выйдет замуж за другого мужчину, а я, я клянусь, что он никогда не женится ни на ком, кроме моей дочери!