– Спасибо, Филимонов! – сдержанно, как подобает графу, особенно покойному, поблагодарил Сарычев. – А теперь расскажи о своих поисках сокровища. С чего все началось, как продолжалось, что тебя к этому подтолкнуло…

– Вам ли не знать, ваше сиятельство? – Филимонов тяжело вздохнул. – С чего все это началось…

– С чего?

– Я тогда на заводе одном работал, и устроили для нас экскурсию в этот дворец…

– В Шереметевский? – уточнил Сарычев.

– Ну да, в ваш дворец, ваше сиятельство. И там экскурсовод нам рассказал, что покойный граф – вы то есть! – купил за огромные деньги знаменитого золотого павлина… сокровище Великих Моголов… я про этих Моголов до этого знать не знал, никогда даже не слышал, но тут экскурсовод так рассказал интересно…

– Вальяжный такой мужчина, на известного артиста похож? – уточнил Сарычев.

– Он самый… как он рассказал про то, какой трон был у этих Моголов, сколько в нем было золота и камней драгоценных – у меня прямо дыхание перехватило. Это надо же – полторы тонны одних камней! На двадцати верблюдах везли! А потом этот экскурсовод сказал, что граф Шереметев – то есть, выходит, вы, ваше сиятельство, – очень, между прочим, богатый был человек, купил часть этого трона, того самого золотого павлина, и где-то у себя во дворце спрятал…

Филимонов выразительно взглянул на Сарычева, но тот никак на это не отреагировал. Тогда Филимонов продолжил:

– И никто, кроме него, не знает где. Двести лет уже ищут – и не могут найти! И тут словно что-то в голове у меня стукнуло. Как будто голос прозвучал: «Ты, Константин, найдешь это сокровище! Тебе это суждено… тебе это на роду написано…»

– Надо же – голос!

«Вот тогда он и слетел с катушек!» – сообразила я.

– Я тогда ушел с завода, – продолжил Филимонов, – и устроился в охрану института. Чтобы, значит, поближе быть к Шереметевскому дворцу и к этому самому золотому павлину…

«Нет, наверное, он с детства был такой, с левой резьбой. Или вообще от рождения…»

– Я к этому делу подошел серьезно, основательно, – докладывал Филимонов. – Сперва, значит, этот институт обошел, каждое помещение, и нашел вот эту комнату. Потом в библиотеке здешней нашел всякие чертежи и планы, и прошлого века, и позапрошлого, нашел схему подземного хода, который ведет во дворец – чтобы, значит, в любое время можно было туда без проблем попасть. Когда это здание строили в пятидесятых годах прошлого века, то наткнулись строители на подземные ходы, которые от дворца шли. И даже попалась мне копия докладной записки, где главный архитектор сообщает по начальству – так, мол, и так, получается, что под зданием расположен подземный ход и миновать его в ходе строительства никак нельзя. И начальство ему отвечает, что ход замуровать и никому про это не рассказывать. Укрепить, конечно, чтобы ничего не обвалилось. А чего там укреплять-то? Там такие галереи, камнем выложенные, умели строить двести лет назад…

«Уж это точно», – я вспомнила холодные сырые стены, облицованные камнем.

– Ну, я стеночку эту, на полкирпича положенную, чтобы ход закрыть, расковырял без труда, – продолжал Филимонов, – опять же достал универсальный ключ…

– Какой, какой ключ? – заинтересовалась я.

– А вот это, – Филимонов достал свою связку и показал один из ключей, с виду ничем не отличающийся от остальных. – Этот ключ все двери открывает и во дворце, и в нашем институте. Так что теперь куда угодно попасть могу.

– Надо же, какой ключ интересный! – мечтательно проговорила я. – Я даже не знала, что такие ключи бывают…

Филимонов взглянул на меня подозрительно, но продолжил свой рассказ, обращаясь преимущественно к Сарычеву:

– Значит, целый год я с этим ключом ходил, все комнаты во дворце проверил, от подвалов до чердака, – и ничего не нашел. В каждую кладовку заглянул, в каждый чуланчик – и ничего! Хотел уже увольняться, раз все равно никакого толку, но тут в тайнике за камином нашел старинную записную книжку…

Филимонов замолчал, выразительно глядя на Сарычева, словно ждал от него какой-то реплики.

– И что же эта за книжка? – спросил тот, когда пауза чересчур затянулась.

– А вы не догадываетесь, ваше сиятельство? Это же дневник! Ваш дневник!

– Мой дневник? – удивленно переспросил Сарычев, и я ткнула его кулаком в бок, чтобы притворялся графом, раз уж Филимонову так этого хочется.

– Он самый! – торжествующим голосом проговорил Филимонов. – И в этом дневнике граф… то есть вы, ваше сиятельство, записали, где спрятан золотой павлин!

– Так что, вы его уже нашли?

– Ох, ваше сиятельство, если бы нашел, неужели бы я все еще тут работал?

– Но вы же только что сказали, что в дневнике написано, где спрятан павлин.

– Так-то оно так, – вздохнул Филимонов, – вроде как написано, да только не все. Написано, сколько шагов отсчитать, да куда повернуть, а вот от какого места отсчитывать – непонятно. Как-то неясно написано, загадочно… да вы же, ваше сиятельство, сами знаете! Может, скажете мне, откуда отсчитывать?

– Ох, Филимонов! – Сарычев тяжело вздохнул. – С тех пор уже двести лет прошло. Прикинь – двести лет! Вот ты помнишь, что было двадцать лет назад?

– Да как-то не очень… двадцать лет… это же как давно было… это сколько же мне было…

– Вот видишь! Всего-то двадцать лет, а уже не очень помнишь! А тут целых двести! Я уже все, почитай, забыл… уже, можно сказать, забыл, кто я такой…

Я невольно восхитилась тому, как здорово Сарычев вошел в роль покойного графа и с каким артистизмом он ее играет. Что уж говорить о Филимонове!

Сторож с сочувствием взглянул на моего шефа и неуверенно проговорил:

– Может, вы вспомните, ваше сиятельство, если я вам покажу тот дневник?

– Может, и вспомню… пока не попробуешь – не узнаешь, так ведь, Филимонов?

– Так-то оно так…

– А где этот дневник?

– Да здесь он, где же ему быть… – Филимонов шагнул к стене, на которой висела картина – сельский пейзаж, покосившаяся избушка на краю осеннего поля. При этом я оказалась у него на пути, неловко попятилась.

Он наткнулся на меня, выронил связку ключей. Я извинилась, подняла связку и подала ему.

Филимонов подозрительно оглянулся на меня, осторожно снял со стены картину.

Под ней, в лучших детективных традициях, обнаружилась дверца сейфа.

Филимонов встал так, чтобы заслонить от нас эту дверцу, немного поколдовал над ней.

Дверца с негромким щелчком открылась, сторож достал из сейфа небольшую книжицу в потертом переплете из мягкой кожи и протянул ее Сарычеву.

– Вот этот дневник, ваше сиятельство.

Сарычев открыл дневник. Я заглянула через его плечо и увидела страницы, заполненные мелким аккуратным почерком, выцветшими фиолетовыми чернилами, в старинной орфографии с ятями, твердыми знаками и прочими устарелыми буквами.