Но даже если нет никакой трубы, в любом случае, личное общение с Панариной просто необходимо. Слишком уж много вопросов к ней накопилось.

Антонина уже собиралась ехать к ней, когда в кабинет вдруг зашел Ермолаев.

— Я вас не задерживаю, Антонина Евгеньевна? — снисходительно улыбнулся он.

Она вернулась на место и приготовилась внимать незваному гостю.

— Я слышал, вы банду киллеров обнаружили? — усаживаясь, спросил Ермолаев.

— Ну, пока еще рано об этом говорить…

Антонина не торопилась с официальными выводами, поскольку не хотела потерять это дело. Но Ермолаев сам все узнал и свалился ей на голову. И появился он для того, чтобы самому заняться киллерами, пристегнув их к делу об убийстве Панарина и Скачкова. Антонина в его следственную группу не входила, поэтому ее попросят отойти в сторонку.

— Разве? А я слышал, что подозреваемый по делу Труфановой подозрительным образом похож на разыскиваемого нами снайпера.

— Информация верная.

— Шмелев Денис Афанасьевич, восьмидесятого года рождения, так?

— Уроженец города Коврова Нижегородской области, — по памяти продолжила Антонина. — Только это все «липа». И прописка «липовая», и номер паспорта, и все остальное. Но для удобства так и будем называть его Денисом Шмелевым.

— И у него был роман с Труфановой, я правильно понимаю?

— Как вам Прокопов сказал, так вы и понимаете, — уныло усмехнулась Антонина.

Не стоило ей делиться своими соображениями с Прокоповым, но вчерашний день уже не вернешь.

— А на самом деле роман у нее был с Мишей Федосовым. Мама Труфановой не так все поняла. Да и не важно, с кем у Марины Труфановой роман, важно, что из-за этого романа ее убили. Узнала она что-то такое, о чем не должна была знать… Она выпившая домой приехала, Миша с Дашей предложили добавить. А потом и «трава» в ход пошла. Ну, а там несчастный случай. Или самоубийство, кто как решит… Возможно, Труфанова узнала, что Федосов убил Шмелева. Возможно, думала, что Федосов убил Шмелева из-за нее. А, скорее всего, Шмелева убили, чтобы зачистить следы. Он же в розыске, а, значит, опасен…

— И когда его убили, где?

— Пока не ясно. Тут нужен масштабный опрос соседей, нужны люди.

— Будет опрос, и люди будут. Я забираю это дело.

— Какое дело? — изобразила недоумение Антонина.

— Как это какое? По Труфановой.

— Так нет никакого дела. В возбуждении дела отказано.

— Ну, сначала отказали, потому возбудили… Что-то я тебя не понимаю.

— А основания для возбуждения? Коллеги Труфановой утверждают, что она выпила на работе накануне своей смерти. Пришла домой, добавила. Напилась, обкурилась… ну, и так далее… Я не думаю, что это самоубийство. Скорее всего, несчастный случай. Во всяком случае, убийство здесь не просматривается.

— Ты это серьезно?

— Допустим, в квартире по соседству проживали преступники, которых вы ищите. И что? Их следы в сорок первой квартире отсутствуют. Ни единого пальчика! — развела руками Антонина.

— И что, дело возбуждать не будешь? — Ермолаев с восторгом смотрел на нее.

— Ну, пока оснований для этого нет. Но работа ведется.

— Хитро. И умно… Сама по этому делу работать хочешь. Я тебя понимаю… Вдруг эти сволочи и мужа твоего убили, да?

— Не вдруг, а убили. Там на чердаке женщина была. Не знаю, кто стрелял, но женщина была. Возможно, это Даша… Дарья Максимова… Восемьдесят третьего года рождения… Возможно, из одной шкатулки…

— Из какой шкатулки?

— Да так, мысли вслух… — Антонина пошевелила пальцами у виска, как будто наматывая на них завитки волос.

— Могла бы и поделиться. Давай так, я занимаюсь своими делами, а ты решаешь по Труфановой. Как долго собираешься по ней решать?

— А как долго вы собираетесь меня терпеть?

— Да сколько угодно… Мы же не враги.

— Ну, и не друзья.

— А что нам мешает подружиться? — задорно подмигнул Ермолаев.

— Лиде было шестнадцать лет, когда она замуж за Панарина вышла. В это время Жене Скачковой было семнадцать. А Даше… ну, пусть она будет Максимовой… девятнадцать. Не такая уж большая разница в возрасте. Если Максимова действительно восемьдесят третьего года рождения. Возможно, она вместе с Женей Скачковой в одном притоне была…

Стараясь не вдаваться в подробности, Антонина рассказала про Женю Угрюмову-Скачкову, про Буракова, про истязание в притоне, за которое он был осужден.

— В квартире притон был, а там соседи. Женю они опознали. Может, и Дашу опознают?

— Адрес?

Антонина назвала адрес квартиры, где когда-то размещался притон, даже дала координаты людей, которые могли опознать Дашу Максимову. Пусть Ермолаев работает. Он хоть и со странностями, но работает на результат, а не в чьих-то непонятных интересах.

— А если не опознают?

— Все может быть.

— Тебя же не только Скачков волнует, ты и за Арбатова переживаешь… — осторожно начал Ермолаев.

— Ну, я бы сказала, что это мое личное дело, но это уже давно не так. Не совсем так, — поправилась Антонина.

— Переживаешь?

— Допустим.

— Это хорошо, что ты снайпера нашла. Но вдруг он на Арбатова работал?

— Вы сами в это верите? Семен сам снайпер. Да и зачем ему Панарин? Панарин Скачкову был нужен. Возможно, он собирался отомстить ему за предательство. Возможно, Шмелев, Федосов и Максимова работали на него.

— Ты этого не исключаешь?

— Скачков был, скажем так, своеобразным человеком. Если это действительно так, я не удивлюсь. Возможно, Скачков повел себя как-то не так и стал опасен для киллеров… Может, ребятам не понравилось, что Скачков женился на мне. Как-никак, я следователь. Хотя это вряд ли. Здесь, скорее, что-то другое…

— Да, Скачков мог заказать Панарина. И его же киллеры могли его убить. Отомстить, наказать или просто зачистить следы, не важно. Или тот же Бураков мог их нанять. И против Панарина, и против Скачкова. Но на чердаке нашли расческу Семена Арбатова и волос с его головы…

— Волос мог быть на его расческе. Или Панарина могла банально срезать волос с головы ночью, когда он спал… Если она заодно с Бураковым, то могла. В случае с Панариным Семена подставили не убедительно, зато в случае со Скачковым — по полной форме.

— А, может, не было никакой подставы? Может, Арбатов банально отомстил Скачкову? Мотив у него для этого был. Да и его бегство подтверждает его вину…

Ермолаев пристально смотрел на Антонину. Он не пытался внушать ей свою версию, он просто призывал к логике и здравомыслию.