Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лариса услышала и не обиделась, только удивилась. Таню, девочку из маленького городка, свекровь провинциалкой не считала. Почему же Лариса, которая родилась в Пушкине, дочь одного из влиятельных в городе людей, привыкшая гордиться и считать себя «не из простых», провинциалка? Ну почему, почему?!
Лариса постаралась изжить в себе все, что Кире не нравилось. Следила за речью, больше не говорила «пожимать плоды» (не знала, что «пожинать»), на всякий случай приобрела словарик иностранных слов, чтобы не попасть впросак с Кирой и ее гостями.
Лариса все делала, чтобы из девятнадцатого века переместиться в двадцатый, — чтобы бедра поуже, а плечи пошире. Сидела на жесткой диете, плечики подкладывала во всю одежду, от ночных рубашек до пальто. Потому что Таня была такая хрупкая...
Все эти годы свекровь и понятия не имела, где обретается ее любимая Танечка, но ее это и не интересовало. Она использовала ее как тоненькую иголку, чтобы уколоть Ларису.
Таня присутствовала в Ларисиной жизни так же явственно, как если бы жила за углом.
Но однажды она, собственной плаксивой персоной, со своими вздохами и со своей Кирочкой, неожиданно появилась — Кирилл привез их утром без предупреждения на выходные и сразу же уехал. Таня не захотела поселиться в гостевой комнате, выбрала комнату в бане, сказав:
— Я репетирую, мне нужны одиночество и тишина.
Может быть, теперь, когда Лариса убедилась, что Таня всего лишь истеричная увядшая женщина, она перестанет видеть сны, в которых бесконечно доказывает свекрови, как приемный ребенок, что она лучше этого фантома, никчемной актрисули, лучше, лучше!..
Кроме «фантома» Тани, была у Ларисы на свекровь и настоящая, реальная обида.
— Как поживает твоя дочка? — вежливо спрашивала Кира, делая чуть заметный упор на слове «твоя». Подумать только, Лариса с Кириллом не первый год вместе, а она — «Как твоя дочка?»
Кира прекрасно знала, что они с Кириллом к тому времени, как родилась Мариша, давно встречались. Могла бы спросить, а чья это дочка, но Кира не спрашивала. Лариса была ошарашена их с Кириллом виртуозным умением умалчивать, сглаживать любую ситуацию.
* * *
Лариса и не заметила, как влюбилась в Киру. Если бы она просто обижалась, претензии свои к Кире копила, все было бы просто и понятно. Но Лариса то яростно обижалась на Киру, то прощала, ревновала ее к Кириллу — в общем, вела себя как влюбленная. Все дело было в этом Кирином невыносимом обаянии — вынести его и не влюбиться было невозможно.
— Пойдем покурим? — сказав Ларисе очередную сладкую гадость, по-свойски предлагала Кира.
Лариса начинала суетиться, глядела на нее счастливым отдающимся взглядом и курила, стараясь выдыхать дым синхронно с Кирой.
Больше всего на свете Ларисе хотелось, чтобы Кира полюбила ее.
Прошло время, прежде чем она поняла, — ей, мышке, глупо надеяться на Кирину любовь. Вся кошачья любовь — в когтях подержать, поиграть...
Что же касается Кирилла, у них был удачный брак. Муж, жена, дочка. Иногда Кирилл говорил знакомым про Маришу: вот моя дочка. Другим говорил — хорошенькая у Ларисы дочка, правда? Они с Ларисой никогда об этом не говорили, ни разу в жизни.
Сексуальная жизнь была частью совместного хозяйства. У Ларисы все было по плану. Никакого секса утром — надо спешить начинать новый день, который всегда ознаменовывался для Ларисы стоящим перед глазами списком дел. Днем, естественно, тоже, потому что днем нужно выполнять свои обязанности домохозяйки и ставить мысленные галочки в списке — что сделано и что еще предстоит сделать. Законное время секса, по ее разумению, было между ужином и сном по средам и субботам.
Будучи женщиной исключительно практичной во всех своих проявлениях, Лариса и во время выполнения супружеского долга не теряла времени даром. Не то чтобы как в анекдоте — смотрела вверх и прикидывала, не побелить ли потолок, но все же. Иногда, к примеру, она незаметно делала упражнения для носогубных складок, надувала щеки, а порой и полезное глубокое дыхание отрабатывала. В общем, какие-то дела всегда находились.
Нельзя сказать, что она была безразличной, холодной женщиной, нет, она получала удовольствие от всего, что делала, — от приготовления еды и семейного руководства, но ей казалось, что так, без страсти, не то чтобы правильно, а единственно возможно. Как у всех. Строго говоря, Лариса точно не знала, как бывает у всех, потому что никогда не делилась с приятельницами ни интимным-личным, ни интимным-сексуальным. Она даже молоденькой девчонкой не шепталась с подружками о поцелуях и о том, что можно позволить, а чего ни в коем случае.
А может быть, причиной их более чем спокойных отношений была Мариша. Присутствие в доме ребенка не добавляет дополнительной лирики и страсти.
Для Кирилла сексуальная жизнь тоже была на заднем плане, и в этом они очень друг другу подходили: Ларисина страсть была отдана жизненному устройству, тогда как Кирилла — творчеству.
А вообще Лариса никогда об этом не задумывалась, потому что у них всегда все было нормально! Их интимные отношения то затухали, то разгорались опять, но всегда все у них было нор-маль-но!
Пока вдруг, полгода назад, когда они переехали в этот дом, не случился тот странный разговор, который изменил всю ее размеренную, правильно организованную жизнь.
В тот субботний вечер почти полгода назад у Ларисы по плану значилось исполнение супружеского долга.
Лариса исполняла долг и на этот раз не думала ни о чем, а просто лежала и считала до ста, стараясь не торопиться и соблюдать нужные паузы.
И позднее, когда она удовлетворенно поставила галочку в своем внутреннем списке, Кирилл задал ей странный вопрос:
— Послушай... а тебе не надоело одно и то же? Мы уже восемь лет вместе...
Лариса промолчала, виновато сделав мгновенный обзор собственных сексуальных привычек, — ну да, она всегда одна и та же. Но ведь у каждой много лет прожившей пары складываются свои привычки, и это нормально.
Помедлив немного, Кирилл спросил, не бывает ли у нее каких-нибудь фантазий. Лариса удивленно принялась уверять, что ей не нужны никакие фантазии, она никогда не представляла на его месте никого другого, и ей и так с ним хорошо, безо всяких... но по его выражению лица поняла, что, если она немедленно не признается в каких-нибудь фантазиях, он рассердится. Она старательно покопалась в себе, но никаких фантазий не обнаружила, и опять пробормотала, что ей ничего другого не нужно, ей и так хорошо.
— Э-э... очень хорошо, — добавила она неловко, потому что между ними не водилось никаких кокетливых нежностей.
Кирилл рассердился, обозвал ее примитивной и сказал, что фантазии есть у всех, но ограниченные личности не могут признаться себе в своих фантазиях. И вдруг принялся рассказывать ей, сначала неуверенно подбирая слова, затем увлекшись, как он себе представляет секс с... ну, давай возьмем кого-нибудь из знакомых, Иру, например. Какая она в любви? Кричит ли она? Или, может, она... а может быть... Как ты думаешь?