— Невозможно?! — в ярости повторил Трюден. — Предатель! Трус! Неужели вы можете смотреть, как она беспомощно сидит здесь, как истекают последние минуты ее жизни, и преспокойно говорить мне, что спасение невозможно?

И в пылу отчаяния и горя Трюден грозно занес свободную руку. Ломак перехватил его за запястье и подтащил к окну, которое наверху было приоткрыто.

— Вы не в своем уме, — отчеканил главный агент. — Страх за сестру мешает вам ясно мыслить. Постарайтесь успокоиться и выслушайте меня. Я хочу сказать вам кое-что важное.

Трюден посмотрел на него, не веря своим ушам.

— Это важно, поскольку затрагивает интересы вашей сестры в нынешних бедственных обстоятельствах.

Последнее уточнение подействовало мгновенно. Занесенная рука Трюдена опустилась, выражение его лица внезапно переменилось.

— Подождите секунду, — слабым голосом выдавил он, отвернулся, прислонился к стене и прижал пылающий лоб к прохладному влажному камню. И не поднимал головы, пока не совладал с собой и не смог спокойно вымолвить: — Говорите; я в состоянии вас выслушать и достаточно владею собой, чтобы попросить у вас прощения за свои слова.

— Когда я вышел из залы суда и очутился здесь, — зашептал Ломак, — в голове у меня не было ни единой мысли, которую можно было бы обратить на пользу вам с сестрой. Я мог лишь признать, что лучший план защиты, который я предложил вам, когда пришел в тюрьму Сен-Лазар, полностью провалился. Но затем у меня появилось одно соображение, которое может оказаться дельным, — соображение, успешное воплощение которого полностью зависит от капризов судьбы, план столь отчаянный, столь зыбкий, что я поделюсь им с вами лишь при одном условии.

— Говорите, при каком условии! Я заранее на все согласен.

— Поклянитесь мне честью, что не передадите сестре ничего, о чем я сейчас вам скажу, без моего позволения. Пообещайте, что сегодняшней ночью, когда вы будете смотреть, как она корчится от страха неминуемой смерти, у вас достанет самообладания сдержаться и не подарить ей ни слова надежды. Я прошу вас об этом, поскольку готов поставить десять, нет, двадцать, нет, пятьдесят против одного, что надежды действительно нет.

— Мне ничего не остается, я даю слово, — отвечал Трюден.

Ломак вытащил записную книжку и карандаш и лишь затем заговорил снова.

— Прежде чем перейти к деталям, я задам вам один странный вопрос, — сказал он. — В свое время вы были большим мастером химических опытов; хватит ли у вас присутствия духа в такой тяжелый момент, чтобы ответить на вопрос, связанный с химией, причем по возможности понятно для меня? Вы изумлены. Задам его сразу. Знаете ли вы какой-нибудь порошок или жидкость — любой состав из нескольких веществ, способный вытравить чернила с бумаги, не оставив следа?

— Разумеется! И это весь ваш вопрос? Никаких дополнительных сложностей?

— Никаких. Тогда напишите рецепт на этом листке бумаги, — сказал Ломак и вручил ему записную книжку. — И снабдите простыми и подробными указаниями.

Трюден повиновался.

— Это первый шаг к осуществлению моей цели — помните, цели, в которой я отнюдь не уверен! — Ломак спрятал записную книжку в карман и продолжил: — А теперь слушайте. Я собираюсь поставить на кон собственную жизнь ради возможности спасти вас с сестрой, подчистив список приговоренных к смерти. Не перебивайте! Если я спасу одного из вас, то смогу спасти и второго. Ни слова о благодарности! Погодите, пока не поймете, чем именно вы мне обязаны. Я с самого начала прямо говорю вам, что за действиями, к которым я собираюсь прибегнуть, стоит не только жалость, но и отчаяние. Молчите! Я требую! Наше время на исходе, и мое дело — говорить, а ваше — слушать. Председатель трибунала поставил пометку против ваших имен в сегодняшнем списке подсудимых. Когда слушания закончатся и в список внесут все пометки, он будет оглашен в этой комнате, и только затем вас отведут в Сен-Лазар. После этого его отправят Робеспьеру, который сохранит его; когда список доставят, с него сразу же сделают копию, которую циркуляром отправят соратникам Робеспьера, Сен-Жюсту и прочим. Моя обязанность — изготовить дубликат этой копии списка. Этот дубликат либо сам Робеспьер, либо кто-то, кому он полностью доверяет, сверит с оригиналом, а может, и с копией, а затем его отправят обратно в Сен-Лазар, и ко мне в руки он больше не попадет. Как только список будет получен, его у ворот тюрьмы зачитают публично, а затем он попадет на хранение к тюремщику, который будет с ним сверяться, когда вечером обойдет все камеры с куском мела и пометит двери тех, кто завтра попадет на гильотину. Сегодня эта обязанность возложена на горбуна, с которым я разговаривал на ваших глазах. Все знают, что он пьяница, а я собираюсь угостить его вином, которое ему редко доводится пробовать. Если после того, как список будет прочитан публично, и до того, как горбун отправится метить двери камер, мне удастся заставить его приложиться к бутылке, я берусь напоить его допьяна, вытащить список у него из кармана и стереть оттуда ваши имена составом, который сделаю по вашим указаниям. В дубликате я перепишу все имена в столбик, но с неравными промежутками, чтобы пропуск, где были ваши фамилии, не слишком бросался в глаза. Если у меня это получится, вашу дверь не пометят, а ваши имена не назовут завтра утром, когда прибудет повозка за приговоренными к гильотине. Сейчас так много заключенных каждый день прибывают на суд и так много заключенных каждый день отбывают на казнь, что путаница неизбежна, и если вы правильно разыграете свои карты, у вас есть все возможности избежать неловких расспросов недели две или по крайней мере дней десять. За это время…

— Говорите, говорите! — вырвалось у Трюдена.

Ломак покосился на дверь в залу суда и понизил голос до еле слышного шепота:

— Может статься, за это время голова самого Робеспьера покатится с эшафота![35] Царство Террора начинает до смерти надоедать Франции. Французы из умеренной оппозиции, месяцами прятавшиеся на чердаках и в подвалах, потихоньку выбираются на свет и совещаются под покровом ночи — по двое, по трое. Робеспьер вот уже несколько недель не отваживается предстать перед Конвентом. Он обращается только к своим друзьям в Якобинском клубе. Ходят слухи о страшном открытии Карно, об отчаянном решении Тальена. Те, кто наблюдает за происходящим из-за кулис, видят, что приближаются последние дни Террора. Если Робеспьер падет в приближающейся битве, вы спасены, ибо на смену нынешнему царству придет царство Милосердия. Если он победит, я смогу