Когда приземлился на той стороне, она, не давая осмотреться, с силой потянула за руку:

– Бежим! Быстрее!

И мы помчались не разбирая дороги.

Растительность на этой стороне оказалась дикая, неухоженная. Точнее, была оформлена так, чтобы создать ощущение дикости и неухоженности, не поверю, что в этой части парка что-то запустили. Кустарники в непролазных зарослях цеплялись нам за ноги, ветки деревьев хлестали по лицу; дороги было практически не видно, лишь мелькали, сбивая ощущение направления, стволы деревьев. В общем, складывалось впечатление заправского леса, настоящего, какие растут только на Земле.

Я не был на Земле, но современные игрушки, посвящённые подобной тематике, любил. Бегать по «джунглям», «тайге» или «сельве» с бластером или гранатомётом наперевес… Кайф! Одно время на них крепко «висел». Не ради войны, ради окружающего фона. Виртуальная реальность может подарить почти полное визуальное ощущение от слияния с окружающим. Почти.

Здесь ощущения оказались намного ярче за счёт осознания реальности – прикосновений, хлёста, ссадин и одуряющего запаха. И если бы не крыша купола, проступающая сквозь ветви, я бы точно потерял ощущение инопланетности. Может, как-нибудь наведаться сюда ещё раз, уже без Бэль?

Минут через пять безудержной гонки мы остановились отдышаться.

– Оторвались?

Она отрицательно покачала головой:

– Здесь нельзя спрятаться. Не с нашей экипировкой. Но камер в зоне прямой видимости нет, значит, у охраны развязаны руки. Я про «договориться», – кивнула она.

То есть делать это предлагалось мне. Но карман довольно приятно оттягивала золотая пластинка, потому я не возражал.

– Он должен быть где-то тут, пойдём.

Пользуясь навигатором, всё ещё нацепленным на мою голову, нашли водоём мы довольно быстро. Несколько сотен шагов, и перед нами сверкает зеркальная гладь чистой прозрачной воды, одетой не в бетон и не в искусственно насыпанный песок, а в крутой земляной обрывистый берег по всей кайме береговой линии.

От увиденного перехватило дыхание. В длину водоём имел метров сто, ширину – пятьдесят. Не сравнить с громадиной Копакабаны, но и маленьким его назвать нельзя. Похож на лесное озеро, настоящее, дикое, напоминающее те, что изображают на заставках релаксационных программ. Вот только вода была живая, настоящая: она двигалась, шевелилась, ловя малейшие колебания воздуха; всплывающие «подышать» рыбы оставляли на поверхности концентрические разводы; лёгкие полнил одуряющий запах влажного воздуха. Всё это вызывало ощущение первозданности. Вот, значит, где отдыхают обеспеченные люди! И на Венере можно найти уголок настоящей природы, если у тебя есть деньги!

– Этот пруд используется как «дикий», – прокомментировала Бэль. – Он далеко, в почти безлюдной части, специально для тех, кто любит природу и не любит скопления людей. И рядом с ним нельзя мусорить.

Она, не теряя времени, опустилась на траву, рука её потянулась к застёжкам блузки.

– Ты раздеваешься?

– Совсем? – Я присел в паре метров, но скидывать одежду пока не спешил, оглядываясь по сторонам, оценивая обстановку. Всё же мы тут незаконно, нас разыскивают. Да и люди с той стороны есть, несколько человек вдалеке с удочками.

– Конечно! – Её глаза смеялись, ожидая от меня реакции. – А как ты собрался купаться? В одежде?

В общем, нет. Но сейчас главным в её вопросе звучало не то, что купаться без одежды, а то, как я на это отреагирую. Она меня на что-то проверяла, пыталась вывести из равновесия, и мне это не нравилось.

Чего она хотела, я понял, когда по моему телу начала подниматься волна возбуждения. Рука Бэль к тому времени расправилась с липучками, и белоснежная блузка тряпкой отлетела в сторону, оставив хозяйку в одном прозрачном, ничего не скрывающем лифе.

А она ничего девочка! Всё при ней! Одно слово – мод! Сердце в груди забилось учащённее.

– Нравится? – промурлыкала эта бестия, стреляя глазками.

Я честно признался, подняв вверх большой палец:

– Супер!

И принялся пожирать её глазами, как малолетний юнец.

В тот момент я им себя ощущал, хоть было противно до безобразия. Она довольно улыбнулась: дескать, иного и не ожидала, и через секунду лиф полетел следом за блузой.

– Ненавижу, когда грудь что-то сдавливает!

Я уважительно хмыкнул:

– Такую грудь сдавливать кощунственно!

Она рассмеялась. Пальчики её быстренько принялись за юбку, тело эротично выгнулось дугой. Тут и кретину стало бы понятно, для чего всё это. Это был стриптиз. Быстрый и без музыки, но не менее притягательный. И мне он нравился!

«Стоп, Хуанито, СТОП! – закричал я сам себе. – Придурок! Идиот! Возьми себя в руки! Как пацан, ей-богу!»

Меня передёрнуло. Это было приглашение, чёткое и недвусмысленное. И мой организм откликнулся на него с большой радостью. Я готов был сорваться и… принять это предложение, прыгнуть в поток безумия и сладострастия, но…

Но интуиция, та самая сеньора, выпестованная жизнью, почему-то сигналила красным: «Неправильно! Опасно! Остановись!»

А я привык доверять своей интуиции.

Лишь после пятого глубокого вдоха удалось взять себя в руки и отбить у рефлексов хотя бы часть мозга, чтобы трезво подумать. Что, недоумок, сбылась мечта? Бэль – девочка без ненужных комплексов, всё сама прекрасно понимает. Не надо ни ухаживаний, ни флирта, ни прочей ерунды. В тебе признала равного себе, «достойного». Достойного её тела! Ты этого хотел?

«Да, этого!» – крикнула та часть меня, которая пускала слюни, наблюдая, как опускается на землю её юбка, а следом за блузкой и лифом летят трусики, больше похожие на белые кружевные верёвочки, чем на предмет белья.

Пускала слюни! Вот именно! Я не мог пускать слюни, не мог чувствовать себя идиотом!

Но я им был, вот что неправильно!

На Венере сложился особый менталитет, своеобразный культ обнажённого тела. Заключается он в том, что оно само по себе красиво. Учёные называют это неоантичностью, хотя земляне считают банальной распущенностью.

Отдыхать в общественных местах, типа Копакабаны, без одежды – это распущенность? Для них – да. Для нас – норма. Не будем брать классическую Античность, всё-таки давно это было, но ещё относительно недавно, каких-то триста лет назад (как раз до Третьей мировой), существовал период, названный Золотым веком. Всеобщий либерализм тогда привёл народы североатлантической культуры к падению нравов и гибели, но не всё в их истории можно воспринимать со знаком «минус». Например, на пляжах в те годы отдыхали практически обнажёнными, в купальниках, не прикрывающих ничего, надетых больше для вида. Сейчас для тех же самых стран это нечто нереальное, но такой период в их истории существовал, и это не считалось чем-то из ряда вон. Никто из тогдашних людей не сходил с ума, не устраивал оргий в общественных местах; правила поведения в их зонах отдыха ничем не отличались от иных, более консервативных уголков планеты. Почему же вид АБСОЛЮТНО голого тела должен смущать больше, чем ПОЧТИ абсолютного?