– И когда от нас сбежала последняя няня, а агентства одно за другим отказались работать с нашей семьёй, только тогда родители были вынуждены подписать перемирие и сесть за стол переговоров.

– Успешно?

– Как видишь! – Она горько усмехнулась. – Не знаю, как они договаривались, какие аргументы приводили, но итог потряс всех, и нас троих в наибольшей степени. Мачеха была признана членом семьи как жена отца, ей отпускались все «грехи» прошлого, и она становилась нашим воспитателем. То есть надзирателем. А по совместительству начальником охраны, и нас, и дома, коей до сих пор официально числится. Теперь понимаешь, что ссора с охраной – не происки родителей?

Я кивнул, но затем усмехнулся пришедшей мысли.

– Бэль, если вы довели до ручки не один десяток нянечек, что с вами могла поделать какая-то новая жена отца, к которой вы привыкли относиться не очень хорошо, как к главному врагу матери? И как мать вообще могла доверить детей женщине, уведшей после стольких лет дружбы у неё из-под носа мужика?

Девушка вздохнула и подобрала под себя ноги, одним движением сбросив туфли, обняв колени. Мне этот жест понравился, красивые колени! А главное, куда делись великосветские манеры?

– Я же говорю, Хуанито, они лучшие подруги. Были. Жизнь друг другу спасали несколько раз. Это просто так не уходит. Она согласилась, потому что знала, что та не сделает нам ничего плохого. Люди, спасшие друг другу жизнь, выше этого, понимаешь?

Я понимал. Хотя не до конца. Не всегда это так, и от денег сие совершенно не зависит. Видно, слишком хорошая у них была дружба, раз осталось такое колоссальное доверие после всего случившегося. И такое в мире богатых, оказывается, имеет место. Может, мне сегодня вечером сесть и кардинально пересмотреть взгляды на них? Семейку Бэль я уже уважаю, всех участников процесса, так сказать. Может, в среде «первой сотни» найдётся ещё немало достойных людей?

– Что касается её и нас… А ты попробуй сделать ей хоть что-нибудь! Она ведь не просто «нянька», а полковник императорской гвардии в отставке! Что в переводе означает: «Ходячий кошмар для трёх ангелочков, привыкших к свободе»!

Я снова присвистнул. Императорская гвардия – главная спецслужба страны, госбезопасность. Создалась ещё тогда, когда юная Венера провозгласила себя Империей, в пику узурпатору в метрополии, и какое-то время юридически таковой являлась. Затем страна превратилась в королевство, но название службы так и не поменялось – что-то типа дани традиции. А может, с претензией на будущее. Далёкое будущее. О грозности и могуществе оной службы по планете ходят легенды, пересказываемые друг другу шёпотом. Полковник госбезопасности… Это сильно!

– Штандартенфюрер – потому что полковник?[12]– спросил я.

– Угу.

– Настолько крутая баба?

– А как ты думаешь? Если она командовала батальоном коммандос?

– Но три «ангелочка» – это не батальон коммандос! – поддел я, лучась иронией. – Тем более «принцы»! Ни ремня всыпать, ни за ухо отодрать!

– А ей побоку, что мы «принцы», я же говорила! – зло прошипела Бэль, затем вновь осунулась и красноречиво шмыгнула носом. – Она нас быстро на место поставила и по струнке ходить заставила…

Я скрючился от судорог рвущегося наружу смеха. И на таких деток бывает управа. Правда, наверное, только командир батальона спецназа ИГ её и найдёт…

– А когда мы пошли жаловаться на её тиранию: дескать, не хотим больше с ней общаться, – продолжила девушка, – так мать сама отлупила нас и привела назад. И предупредила, что это последний раз, когда мы на неё жалуемся.

Я, не таясь, расхохотался в голос. Такое искренне-плаксиво-негодующее выражение на бледном наивном личике надо видеть. Бэль в ответ вновь насупилась:

– И ничего смешного не вижу! Мы до сих пор по струнке ходим, и конца и края этому нет!

Я был категорически не согласен с ней. История с «ангелочками» меня не впечатлила и сочувствия не вызвала. Моё мнение – драть их всех надо, и драть нещадно. В одном она права: «принцы», дети аристократов, действительно растут с осознанием, что им всё можно. Они – высшая каста, и любые попытки ущемить их права – преступление, это вкладывается в их головки с раннего детства. Мало найдётся воспитателей, которые могут объяснить им, что это не так.

Отсюда вырастают такие типы, как «сын Аполлона» и остальные ублюдки, виденные мной возле «инспирасьона». Они – избранные, им можно всё – вот корень зла этой планеты и главная, скрытая причина ненависти к аристократии со стороны остального народа. И я, как представитель оного народа, несказанно благодарен сеньоре отставному полковнику за то, что хотя бы трое из «золотых» выросли более-менее нормальными людьми.

Но Бэль конечно же мой оптимизм не разделит и такую точку зрения не поймёт, потому лучше оставить её при себе. Мы из слишком разных миров.

– Даю руку на отсечение, с батальоном спецназа ей было проще! – Я подвёл итог витку беседы. Чем вызвал согласную улыбку собеседницы.

– Это точно! Ну что, пошли дальше?

Перед нами расстилалась водная гладь Копакабаны, к которой мы неожиданно вышли. Глаза моей спутницы, глядя на сотни купающихся и загорающих (уровень ультрафиолета в этом месте искусственно завышен, для большего сходства с земным водоёмом), предвкушающе заблестели.

– Хуан, что-то мы заболтались, тебе не кажется? – Она очаровательно стрельнула глазками.

– Ты это к чему?

Я хмыкнул, понимая, на что она намекает. И понимая, что мысль эта мне не по душе.

Копакабана – народное название огромного пруда, оборудованного под купание. Ну, что пруд будет огромен, только предполагалось, когда Альфа-Аделлина проектировалась. Время, как обычно, внесло свои коррективы. Город разросся гораздо больше от запланированного, и при том количестве народа, что здесь отдыхало в выходные, пляж оказался в несколько раз меньше требуемого. И это единственный водоём подобного размера в секторе столицы, где проживает не менее тридцати миллионов человек. Люди ютились на каждом квадратном сантиметре пространства, а в самой воде по головам купающихся, наверное, можно ходить пешком. Брр!

– Я хочу купаться! – безапелляционно заявила девушка, оглядывая пейзаж сквозь сощуренные глазки.

– Но не здесь же, Бэль?! – Я показал рукой на людской муравейник.

Она скривилась, но согласно кивнула. Затем указала на изгиб водоема, теряющийся за деревьями.

– Может, дальше будет меньше народу?

Я отрицательно покачал головой:

– Тут везде одно и то же. Выходной…

Этот водоём единственный в парковой системе замкнут сам на себя, непосредственно на регенерационные агрегаты, но я не стану в нём купаться ни вечером, ни ночью, ни в будни.