ЫВИЛСУРТ ИКСЮЛЛОМ ЕЫНРУПРУП

До публикации свои открытия ему хотелось держать в зашифрованном виде. Сунув блокнот в карман, Toy побрел к прибрежной песчаной полосе, на которую накатывались сверкающие волны. Утомленный деятельностью естествоиспытателя, он подобрал выброшенную на берег корягу и принялся чертить на песке план замка. Замок имел сложнейшее устройство — со множеством тайных выходов, с подземными темницами и камерами пыток.

За спиной у Toy раздался чей-то голос:

— И что это такое будет?

Toy обернулся и увидел Коултера. Стиснув в руке корягу, он пробормотал:

— Да так, кое-какой план.

Коултер обошел вокруг чертежа и поинтересовался:

— План чего?

— Просто план.

— Ну что ж, наверное, умно делаешь, что мне не рассказываешь. Кто его знает, может, я — немецкий шпион.

— Какой из тебя немецкий шпион?

— Почему бы нет?

— Мал еще!

— А может, немцы придумали секретную жидкость, которая не дает взрослеть, и обычным с виду мальчишкам на самом деле лет двадцать — тридцать, и может, меня высадили сюда с подводной лодки, и я только прикидываюсь эвакуированным, а на самом деле все это время шпионю на территории хостела, которым заведует твой папаша.

Toy впился взглядом в Коултера, который, расставив ноги и засунув руки в карманы, тоже смотрел на него в упор.

— Так ты что, вправду немецкий шпион?

— Да.

Коултер произнес это с таким безразличным видом, что все сомнения, вправду ли он немецкий шпион, у Toy развеялись. И одновременно, сам того не заметив, он перестал Коултера бояться.

— Если на то пошло, то я — британский шпион, — объявил Toy.

— Брось.

— Точно.

— Докажи.

— Докажи ты, что ты — немецкий шпион.

— Не хочу. Я докажу — а из-за тебя меня арестуют и повесят.

Toy не нашелся с ответом. Он призадумался, как заставить Коултера поверить, что он — британский шпион, но Коултер спросил:

— Ты из Глазго?

— Да!

— Я тоже.

— Из какого места?

— Из Гарнгэда. А ты откуда?

— Из Риддри.

— Хм! Это совсем рядом. И Гарнгэд, и Риддри расположены у канала.

Коултер снова всмотрелся в чертеж и спросил:

— Это план какого-то укрытия?

— Ну… вроде того.

— Я знаю несколько шикарных укрытий…

— Я тоже! — поспешно перебил Toy. — У меня есть укрытие внутри…

— А у меня укрытие в настоящей тайной пещере! — заявил Коултер с торжеством.

Toy подавленно замолчал и после паузы продолжил:

— А мое укрытие находится внутри куста. Снаружи — куст как куст, ничего особенного, зато внутри пусто. Куст стоит у дороги к хостелу, можно в нем затаиться и понаблюдать за этими дурами девчонками с фабрики, что идут мимо и ни о чем не подозревают. Сложность в том, — добавил он неохотно, не желая скрывать истину, — сложность в том, что дождь проникает внутрь.

— Вечная морока с этими укрытиями, — откликнулся Коултер. — Либо они тайные — и пропускают дождь, либо незамаскированные — и тогда в них сухо. Моя пещера от дождя хорошо защищает, но в прошлый раз, когда я там был, везде на полу валялась грязная солома. Наверное, жестянщики попользовались. Можно обзавестись просторной пещерой — вот только помощника бы найти.

— А как?

— Обещай, что никому не скажешь.

— Могила.

— Это возле гостиницы.

Они выбрались с побережья на дорогу и, дружески болтая, зашагали вперед.

Не дойдя до деревни, Toy и Коултер свернули на крутую дорожку, которая вела к высоким чугунным воротам гостиницы «Кинлохруа», окруженной тисами. Возле гостиницы дорожка сужалась и превращалась в тропку, наполовину заросшую папоротником-орляком. Прихотливо извиваясь, она вела их между валунами сквозь кустарник все выше и выше. Там Коултер остановился и победным голосом провозгласил:

— Здесь!

Они стояли на краю оврага, по которому протекал ручей. Овраг использовали как свалку, и там валялись целые груды консервных банок, битой посуды, шлака и гниющего тряпья. Toy оглядел все это с довольным видом и сказал:

— Ага, тут для укрытия много чего найдется.

— Давай сначала натаскаем жестяных коробок, какие побольше, — предложил Коултер.

С трудом пробираясь по кучам мусора, они выискали подходящие строительные материалы и перенесли их на ровную площадку между двумя высокими скалами. Стены укрытия они соорудили из канистр для бензина, а крышей послужил кусок линолеума, уложенный на деревянные перекладины. Затыкая дыры мешковиной. Toy услышал шаги и огляделся. Слева, с холма, по пояс в зарослях, спускался пастух, который их поприветствовал.

Toy замедлил работу. До того он восторженно болтал без остановки, теперь замолк и на вопросы отвечал односложно. Наконец Коултер бросил на землю кусок трубы, который старался приладить в качестве дымохода, и спросил:

— Что это с тобой стряслось?

— Это не укрытие. Рядом тропинка. Увидят все кому не лень. Все без толку.

Коултер смерил Toy взглядом, потом содрал кусок линолеума, служивший крышей, и зашвырнул его далеко в овраг.

— Ты что делаешь? — завопил Toy.

— Все без толку? Ты сам сказал! Значит, долой!

Коултер обрушил стены и пинками погнал канистры в сторону оврага. Toy молча следил за ним, пока от укрытия не осталось ничего, кроме нескольких перекладин; издали слышалось звяканье катившихся по склону оврага канистр. Потом сказал:

— Не стоило этого делать. Можно было замаскировать укрытие ветками — и ничего не было бы видно.

Коултер, продравшись сквозь кустарник, выбрался на тропку и начал по ней спускаться. Пройдя несколько шагов, он обернулся и выкрикнул:

— Ублюдок! Ублюдок поганый!

— Сам ублюдок! Мразь вонючая!

— А ты рожа, говнюк хренов! — проорал Коултер и исчез за деревьями.

Мрачно размышляя о бывшем укрытии — совсем неплохом, Toy побрел в противоположную сторону.

В ложбину, возле самой горловины, укрытой листвой, с шумом и клекотом, по валунам, стекали все потоки с торфяников, но Toy, не слыша пения черных дроздов, мало что замечал вокруг себя. Его мысли избрали приятное направление. Лицо его попеременно выражало то суровость, то насмешливость, то оживление; время от времени он повелительно взмахивал рукой, а один раз с сардонической улыбкой процедил: «Прошу прощения, мадам, но вы, по-видимому, не вполне осознаете ситуацию, в которой оказались. Вы — моя пленница».