– Фоторобот составляла его жена?

– Наверное. А кто еще? Я думаю, что когда ее допрашивали, она говорила только про нас. Чем-то мы ей не понравились.

– Лучше бы остались пить чай, – произнес я. – Что следователь еще спрашивала?

– Задала стандартный вопрос: где мы были в одиннадцать часов?

– А где мы были?

– В квартире у Тоси!

– Об этом, конечно, нельзя было говорить.

– Разумеется, я не сказала. Соврала, что мы загорали на городском пляже, но эта Мухина меня сразу же раскусила. Задрала мне край платья, а там, извиняюсь, не купальник, а, так сказать, повседневное белье. «В этом, – говорит, – ты загорала? Да еще и без лифчика?» Я больше врать не стала и сказала, что свидетельствовать против себя не намерена. Вот и все. Потом ты к нам вломился…

Она тяжко вздохнула и посмотрела на меня тоскливыми глазами, но мне ситуация представлялась не столь драматичной.

– Ирэн, – сказал я, – у следователя нет ни одной серьезной улики против нас. Она располагает только двумя, причем очень сомнительными фактами. Первый – звонивший представился моим именем, и второй– ты не смогла убедительно сказать, где мы находились в момент убийства. Но этого мало! Это вообще ничто!

– Я тебе еще не все сказала, – глухим голосом произнесла Ирэн, и я понял, что она не сказала главного. – Под рукой убитого нашли лист бумаги…

– И там было написано: «Поиграем в прятки?» Да? Ну и что? Пусть там найдут хоть сто бумажек с этой дурацкой надписью!

– Почерковедческая экспертиза установила, – сказала Ирэн, глядя себе под ноги, – что эти слова написаны твоей рукой.

Я усмехнулся, взглянул на свою руку, будто сам хотел убедиться в том, что моя рука не станет писать всякую чушь.

– Ерунда! Откуда у милиции образцы моего почерка? Писем я отродясь никому не писал, а школьные сочинения сжег сразу после выпускного бала.

– К ним каким-то образом попала твоя записная книжка.

Тут я хлопнул себя по лбу.

– Вспомнил! Да, это правда. Милиционер, который обыскивал меня у подъезда Тоси, забрал ее вместе с паспортом и правами… Маразм! Шизуха! Меня приперли к стенке! Меня душат фальшивками!

Я схватился за голову. Убийца наступал на меня напористо и нагло. Он накинул на меня сеть, и я дергался и брыкался в ней. Ни много ни мало – черный гений. Хитрый негодяй. Умный, расчетливый подонок. Но откуда у него образец моего почерка?

Словно услышав мои мысли, Ирэн спросила:

– Где убийца мог найти образец твоего почерка?

– Не знаю. Но теперь я понимаю, что нет ничего невозможного. Начиная с ГАИ и заканчивая домоуправлением – везде в пыльных шкафах валяются бланки, заявления, квитанции, которые мне когда-то приходилось заполнять. В годовщину вывода войск из Афгана я факсом отправляю своим друзьям стишки собственного сочинения и записочки с предложением выпить по сто грамм. Разве большая проблема выудить из мусорной корзины такой факс? Или еще проще: Тося вместе с договором нечаянно прихватила какую-нибудь бумаженцию с моими каракулями, которую потом убийца вынул из ее сумочки.

– Никаких бумаженций с твоими каракулями у меня на столе не лежало, – немедленно опротестовала Ирэн, не желая брать на душу еще один грех.

– Не в том суть, где убийца нашел образец моего почерка, – сказал я. – Скопировать почерк нетрудно даже с приходного ордера. Суть всего происходящего в том, что убийца целенаправленно пытается засадить меня за решетку. С его возможностями ему было бы нетрудно убить меня, но он вовсе не хочет моей смерти! Зачем ему меня убивать, когда я – его полное и безоговорочное алиби! Я его черновик, на который он собирается навесить все свои грехи и отправить меня на скамью подсудимых. Он меня лелеет, беспокоится о моем здоровье и каждый раз подставляет меня все более изощренно.

Я в сердцах стукнул кулаком по стволу пальмы, и с листьев на нас обрушился поток воды. Ирэн жалобно пискнула и втянула голову в плечи. Ее обновка мгновенно вымокла насквозь, и терракотовая футболка прилипла к телу, в точности повторяя его рельеф. Теперь Ирэн не просто дрожала от холода, ее колотил крупный озноб.

– Что же нам теперь делать, Кирилл? – спросила она, прижимая руки к груди.

Инспектор по чистоте была близка к отчаянию. Я подумал, что мы, конечно, можем переночевать в каком-нибудь курятнике, но утром хозяйка обязательно потребует наши паспорта для регистрации, и нам придется искать другое жилье, где все в точности повторится. И так мы будем болтаться по городу в поисках очередного курятника и при этом прятаться от милиции, кидаться в кусты при виде милицейской машины или патрульных, вздрагивать от стука в дверь, окрика в спину или косого взгляда прохожего. А убийца будет играть в прятки и где попало подкидывать свои дурацкие записочки. И так будет продолжаться до тех пор, пока я не найду негодяя, не обвешаю его уликами и не приведу его к Мухиной в кабинет.

Я взял Ирэн за руку, холодную, влажную, безвольную, и быстрым шагом пошел к набережной. Я давно открыл для себя одну истину: если чувствую, что зашел в тупик, то надо вернуться к исходной точке и уже оттуда двигаться в принципиально ином направлении, причем принципиально другим способом, например, скакать, или плыть, или лететь. Надо как бы начать новую жизнь.

– Куда мы идем? – спросила Ирэн.

– Туда, где мы сможем спокойно выспаться.

– Это далеко?

– Не очень.

– А разве в нашем городе есть такое место, где мы сможем спать спокойно?

Через городской сад мы вышли на набережную. На мокром асфальте отражались огни кораблей и катеров, стоящих у причала. Мимо закрытых аттракционов, похожих на спящих слонов, торопливо прошла одинокая парочка с зонтиком. Взволнованные волны, накатывая на нисходящие к самой воде ступени, расшибались в брызги, и монолитная набережная содрогалась от тяжелых ударов.

– Предлагаешь искупаться? – спросила Ирэн. У нее еще находились силы шутить, хотя выглядела она неважно. Лицо было бледным, щеки горели нездоровым румянцем, глаза блестели, и в них отражались огни парохода.

– Потерпи еще немного, – попросил я.

– Конечно, конечно! – охотно согласилась Ирэн. – Сколько скажешь, столько буду терпеть.

Ей было приятно, что я беспокоюсь о ней, что можно положиться на меня, довериться мне и спокойно ждать, когда придет рай в виде уютной комнаты и сухой постели.

Мы дошли до причальных кнехтов, которые напоминали экстравагантные железные пуфики, и встали на краю причала. Под нами покачивались на волнах большие и маленькие катера и яхты. Голые, освобожденные от парусов мачты размеренно качались из стороны в сторону, словно это были гигантские кисти, которыми невидимые титаны выкрашивали небо в черный цвет. Волны с легкостью играли яхтами, оттого белоснежные суденышки казались игрушечными, очень хрупкими, ненадежными, а потому ни к чему не пригодными. Мне показалось, что Ирэн что-то сказала мне, и я вопросительно посмотрел на нее, но она промолчала, и глаза ее наполнились тоской и усталостью.