– С ума сошел?! Как это – не поедешь?

– Никак. Не поеду, и все, – дикарь подтянулся на руках и сел на стол. – Со своими останусь.

– Да ты что, Ерик?! – Ким не знал, к чему взывать – к разуму? К чувствам? К служебному долгу? – Тебе же еще нет семнадцати, и ты должен…

– Иди в пень, никому я ничего не должен! – рявкнул Ерик, моментально вспыхивая. – У меня дед помер, ясно?!

– И ты тоже хочешь?! – повысил голос Ким, в сердцах отшвыривая свой пучок лечебной травы, – Тут постоянно кто-то помирает, ты сам сколько раз говорил! Сколько ты тут планируешь протянуть – десять лет, двадцать?!

– Двадцать – так двадцать. Думаешь, я не понимаю? – неожиданно спокойно произнес дикарь. Его ярость вдруг утихла так же внезапно, как вспыхнула. – Я ведь тоже, когда мне Вой сказал, первым делом подумал: задрали деда, или в Магнитке попался, или еще что… – Дикарь тяжело вздохнул, как будто на него навалилась свинцовая болванка. – А он знаешь как? Сам. Он старый был, дед, но бодрился – всем казалось, сто лет еще проживет. А как меня увезли, так он хиреть начал. Дядья рассказали: последние дни, говорят, вообще не вставал и не говорил ни с кем. Вот так.

– Ты не виноват… – начал Ким, но Ерик опять перебил:

– Виноват не виноват, а нас, Ариповых, и без того мало осталось. Они ж считают, я насовсем вернулся. А они вся семья моя, не могу я опять их бросить.

Киму захотелось заорать. И еще захотелось врезать самому себе как следует. Он ведь видел, что с Ериком, слышал про его деда, он должен был его поддержать! Но он же был так занят, любовался листочками-звездочками! Ни словечка ведь не нашел…

Дерьмо он, а не друг после этого.

– Интересный поворот… Знаете, а вы меня едва непоправимо не запутали.

Блин, он опять забыл про Киру! А она все это время стояла рядом и теперь вдруг, с интересом оглядывая Ерика, безмятежно сообщила:

– Я, пожалуй, все-таки поеду с вами. Только, конечно, надо, чтобы мальчик ехал тоже. Иначе неинтересно будет.

Кима поедала злость на самого себя, и эта злость требовала немедленного вымещения на ком-нибудь.

– Вот и уговорите его, – огрызнулся он, – Госпожа Уверенное – принятие – решений.

– Ну вот еще, – возразила Кира. – Разумеется, я не буду его уговаривать. Я знаю Ариповых, и все они упрямцы, каких поискать. И дед таким же был. Ты очень на него похож, дитя, тебе не говорили?

– Вы кто? – неприветливо спросил Ерик.

– Чокнутая из чащобы – так, кажется, они говорят, – с готовностью ответила Конструктор. – Не помнишь меня?

Дикарь глянул на нее сперва с любопытством, а затем с проблеском узнавания:

– Помню. Кира. Это к вам девчонка недавно приехала.

– Вот-вот, – лицо госпожи Вайс просветлело. – И знаешь, хоть она и думает иначе, но я всегда хотела сделать для нее как лучше.

– И бросили ее.

– Бросила, да, – грустно согласилась Кира. – Хотя мне это было не так легко, как ты думаешь. Но не настолько уж я бессердечная мать, чтобы лишить своего ребенка выбора.

– Какого выбора? Вы что, с ней советовались?

– Она была еще очень маленькая, – объяснила Конструктор. – Советоваться с ней было бы контрпродуктивно. Но потом она подросла и смогла выбирать сама, а для этого надо видеть все варианты. У тебя еще столько всего впереди… Тебе еще только предстоит сделать выбор.

– Я сделал, – буркнул Ерик.

– Да это твои родственники сделали, а не ты, – вздохнула Кира. – В этом я, такая ужасная, все-таки немножечко, извини, их получше. Вообще-то я жуткая эгоистка: я так рада, что девочка со мной, нам так весело вместе, и к тому же она готовит… Но, честное слово, я бы все отдала, чтобы Рут подхватила вещички и первым же рейсом укатила обратно в Город.

Конструктор сперва покачала головой, а затем несколько раз кивнула:

– Парадоксы и сложности человеческих отношений наглядно иллюстрирует то, что она-то хочет в точности того же самого. Ты, кстати, спроси ее об этом.

Дикарь ничего не ответил, а Кира нагнулась за целебными стебельками, уже порядком погрустневшими от небрежного обращения, с сомнением их осмотрела и заявила:

– Знаете что? Если дитя Ариповых пойдет и найдет мне Рут, то мы тут гораздо быстрее закончим.

Ерик что-то прокряхтел, но слез со стола и вышел, а госпожа Вайс подмигнула Киму:

– Я не я, если девочка не прочистит ему мозги.

К тому времени, как Ерик вернулся с Рут, царапины Кима, оставленные, наконец, в покое, уже начали схватываться подсыхающей корочкой. Девушка ополоснула траву, споро размяла боковой стороной своего ножа и нашлепнула на рану. Попутно они с Ериком продолжали болтовню, которую начали, видно, еще по дороге. Надо сказать, дикарь заметно воспрянул духом и даже, наконец, заинтересовался подробностями победы над рысью:

– Не, для двух женщин и одного городского – достойно. Хотя втроем рысь не одолеть – это совсем без рук быть надо… Только ножичек у тебя, сестренка, не обижайся, полное фуфло, бабская игрушка. Как ты только шкуру-то им сняла?

– Я не снимала шкуру, – невозмутимо ответила Рут, аккуратно приматывая зелень к Киму. – Она же была не мертвая. Тебе бы понравилось: ты в отключке, а с тебя кто-то шкуру снимает?

– Погоди… – Дикарь растерялся. – Вы ее что, так там и оставили? Не прирезали?

– Не-a, – девушка сделала аккуратный узел и полюбовалась результатами своей работы, – Очухается да и пойдет по своим делам.

Ерик застонал:

– Ба-а-бы-ы… Целая рысь – это ж мех, жратва! Это ж мясо!!!

– Мама – вегетарианка, – сообщила Рут, – Она верит в ценность всего живого и имеющего сознание.

– Мама – ладно, а ты-то что тормозила?! – Ерик все никак не мог поверить, что кто-то мог так сглупить.

– Я тоже верю, – неожиданно ответила Рут, – Но я бы ее убила, когда она хотела нас убить, и потом съела бы. А резать, когда кто-то в вырубоне и ничего тебе сделать не может… Вот ты бы с человеком так поступил?

Ерик выглядел так, словно кто-то покусился на его символ веры:

– С человеком – нет, но человек, дурья твоя голова, тем от зверей и отличается, что…

– Детки, доспорьте наверху, – материнским тоном заявила Кира. – Мне еще столько всего надо переделать, привести в порядок, собраться…

– С чего это ты вдруг собралась что-то переделывать? – насмешливо спросила Рут, вылезая следом за матерью по лестнице. День перевалил за середину, и наверху все окрасилось в густо-песочные, теплые цвета. Ни ветерка – мертвый штиль, небо чистое-чистое – и солнце, большое, жаркое, по-вечернему сытое… Ким невольно застрял на выходе. А ведь им уже, получается, можно уезжать. Так быстро…