шире. — Что это такое? Это люди так называют те жалкие потуги отгородиться от наступающей Тьмы?

— Эти, как ты выражаешься, «жалкие потуги» — единственное, что пока еще сдерживает тебя и твою армию. — жестко ответил я. — Сдерживает от полного захвата остатков мира.

— От захвата мира? — Дочь слегка улыбнулась. — Мою армию? А при чем здесь я? Я практически ничего для этого не сделала.

— А кто же тогда сделал?

— Ты, конечно.

Я аж поперхнулся словами от такого заявления. Посмотрел на Дочь Ночи, но она продолжала таинственно улыбаться и будто бы не собиралась ничего объяснять.

— Пояснишь? — я поднял бровь, выражая крайнюю степень непонимания.

— С удовольствием. — еще шире улыбнулась Дочь Ночи, растянув губы так, что между ними блеснули белые, буквально белоснежные острые зубы треугольной формы — совершенно не человеческие и вообще непонятно чьи. — Хотя объяснять тут нечего, ты и сам прекрасно знаешь всю историю, которая привела к тому, что мы имеем сейчас. Это же ты задумал пойти против корпораций. Это же ты задумал объявить им полноценную войну. Ты задумал стравить светлячков и мотыльков в открытом противостоянии, нисколько не заботясь о том, как это скажется на всем окружающем. Это все ты. Все сделал ты. Я лишь воспользовалась ситуацией… К слову, спасибо.

— И что же конкретно ты сделала? Как воспользовалась ситуацией? — спросил я, проигнорировав ее совершенно неискреннюю благодарность.

— Знаешь, почему прорывы Тьмы в Город никогда не могли увенчаться успехом? — вместо ответа спросила Дочь Ночи.

— Для начала объясни, что еще за прорывы.

Это слово я уже однажды слышал — кажется, от Триллы в самом начале своей второй жизни, но тогда не вполне понял, какой за ним стоит смысл, а за дальнейшими событиями этот вопрос как-то и вовсе забылся.

— Прорывы это именно то, что это слово значит, не больше и не меньше. — Дочь слегка пожала плечами, глядя куда-то в сторону (хотя насчет этого я не уверен — в отсутствие зрачков понять, куда она реально смотрит было затруднительно). — Это когда Тьма проникает через световые барьеры в Город и пытается захватить его часть. Разумеется, речь идет не о самой Тьме, а о ее эмиссарах — лоа и рангонах… Говоря проще, прорыв это когда в каком-то месте световой границы эта самая граница отключается на какое-то время.

— Ясно. — перебил я. — На эту тему можешь не продолжать.

Теперь стало понятно, откуда взялись зараженные Тьмой люди в том самом доме, на примере которого Трилла показывала мне работу мотыльков. Это было последствие прорыва — скорее всего, не единственное, но единственное, которое попалось лично мне на глаза.

— Лучше расскажи зачем вообще устраивать эти прорывы? Зачем ты пытаешься захватить мир? Он же когда-то был твоим. И твоим тоже. В нем живет твой отец, в нем жила твоя мать! Все, кого ты знала.

— Даже если я отвечу на этот вопрос, ты не поймешь мой ответ. — прошелестела Дочь Ночи. — Если облекать все в действительно понятные людям слова и формулировки… То получится что-то сродни «У меня теперь другой мир». Когда душа переходит границу мира мертвых, она меняется, точно так же, как меняется человек, превращаясь в рангона… В какой-то степени можно даже утверждать, что превращение в рангона это и есть перерождение души, проходящей грань между мирами, только многократно растянутое во времени… В общем, всех, кто попадает в мир мертвых, уже нельзя считать людьми, даже людскими душами — нельзя. Это совсем другие существа, которые подчиняются совсем другим законам… И не только физики, но и логики, и психологии. Этот мир когда-то был моим — это правда. В нем живет мой отец — это тоже правда. Когда-то в нем жили все, кого я знала и любила — против этого не пойти тоже. Но это все просто перестало что-то для меня значить. Когда я была за гранью смерти, ни мир, ни отец, ни вообще что-либо не имело для меня значения, поскольку не существовало — для меня в тот момент времени не существовало. Это вопрос даже не смены приоритетов, это вопрос того, что, объективно, что-то существует… А что-то нет. И, когда меня без моего на то разрешения, без спросу, выдернули обратно в этот мир, я не изменилась. Я осталась такой же, как была там, за гранью смерти, поскольку обратная трансформация после ее перехода, видимо, не предполагается. Меня оттуда вернули — но я оттуда не вернулась. Оттуда нельзя вернуться, если только ты не ослепленный собственным величием маг, который ворвался с ноги в мир мертвых, сломав границу об колено и положив на это несколько жизней своих друзей.

— Он сделал это потому что любил тебя. — я покачал головой. — У него не было другой мотивации. Неужели ты этого не понимаешь? Неужели ты сама его не любишь?

— А что такое любовь, Лайт?

— Так я тебе и ответил, это же очевидная логическая ловушка. — я усмехнулся. — Мы оба прекрасно знаем, насколько размыты рамки этого понятия. Оно у каждого свое.

— Вот именно. — Дочь Ночи развела руками. — Оно у каждого свое и никто не может толком его сформулировать. Чаще всего звучат формулировки о том, что любовь это когда ты готов ради другого человека отдать свою жизнь… Но мой отец ради меня отдал не свою жизнь. Он отдал чужие. Это любовь по-твоему?

— Ты правда веришь в то, что он сделал это специально?

— Я верю в факты, и ни во что кроме. Мой отец бросил друзей в лицо судьбе, как пачку купюр, выкупая душу дочери за их души. Но судьба не любит, когда с ней обращаются так высокомерно. С судьбой возможно вести дела, но невозможно вести их так, чтобы не остаться при этом в проигрыше. Для того, чтобы все было так, как ты хочешь, с судьбой нельзя торговать. Ее нужно обыгрывать. Обходить. Ставить в неловкие положения и заставлять изгибаться так, чтобы тебе это было выгодно. Я именно это и делаю. Всегда делала.

— Значит, все эти люди, которых к тебе приводили и которым ты рассказывала их будущее… — догадался я. — Это тоже части плана?

— Можно сказать и так. Это неудачные попытки заставить судьбу, или обстоятельства, если тебе так угодно, измениться так, чтобы мне это было выгодно. У меня было много времени, чтобы перепробовать много разных подходов к проблеме, знаешь ли.

— К какой проблеме, Ди⁈ — я всплеснул руками. — Почему ты видишь в этом проблему⁈ Почему ты считаешь то, что происходит вокруг — проблемой⁈ Почему нельзя просто принять то, что произошло, и жить мирно⁈ Почему обязательно нужно уничтожать то, что когда-то было твоим⁈

— Потому что если Тьма не уничтожит этот мир, то этот мир уничтожит Тьму. — Ди пожала плечами. — Это неизбежно. Произойдет либо то, ли это. Третьего варианта не существует. Зоны ноктусов отравляют весь остальной мир точно в той же степени, в какой весь остальной мир отравляет зоны ноктусов, только люди этого не видят, они об этом не знают и потому — не принимают в расчет. Но разница между нами и вами в том, что у вас есть лекарство от отравления эманациями ноктусов… А у нас — нет. И единственное, что мы можем противопоставить вам — это постоянная экспансия. Постоянное пополнение рядов рангонов, постоянный захват новых территорий, постоянное уменьшение той площади, с которой Свет проникает в нашу жизнь. Лайт, ты воспринимаешь нас как чудовищ, все вы воспринимаете нас, как чудовищ, но это только лишь потому, что твои глаза не способны видеть так, как видят те же рангоны. Уши не способны разобрать их речь, а голосовые связки не способны воспроизвести их язык. Вы видите в ноктусах скверну, захватившую ваши города, но вся эта скверна когда-то началась с того, что Тьма просто повторила за Светом, построив первое здание из тех же кирпичей, только темных. Вокруг тебя, вокруг нас сейчас, на самом деле такой же Город, как тот, что остался за световыми барьерами, процветающий и полный жизни. Но ты его не видишь, потому что ты не способен его увидеть, физически не способен, точно так же, как его жители не способны увидеть ваш Город таким, какой он есть. Вы видите чудовищ, но и мы в вас видим не менее страшных монстров. И я это говорю потому, что я одна способна смотреть с обеих точек зрения.

— Ну и как, я сильно уродливый? — я усмехнулся.

— Уродство это не то слово, которое