– Таррин уже сделала выписки из второй главы, так что, если возьмешь третью, я займусь четвертой.

– Договорились.

Я откидываюсь на подушку и делаю конспект нужной главы. Сама не понимаю, как мне удается сосредоточиться, ведь в голове у меня лишь Майлз и то выражение, которое застыло на его лице, когда он захлопнул дверь.

Я причинила ему боль.

Значит, теперь мы квиты.

* * *

Мы с Чадом обменялись конспектами и ответили на вопросы к каждому параграфу, потом сделали копии. Конечно, когда три студента распределяют между собой задания и делятся ответами, это жульничество, но какая, на фиг, разница? Я и не утверждала никогда, что идеальна.

Чад немного нервничает из-за Майлза, я стою на пороге и провожаю его до прибытия лифта. Если честно, я тоже немного переживаю.

Потом иду на кухню и выгружаю из холодильника все, что там осталось.

Готовить не хочу, потому что Корбин вернется только ночью. Не успеваю выложить на тарелку еду, как раздается стук и входная дверь распахивается.

Только Майлз стучит и входит одновременно…

Спокойно…

Спокойно, спокойно, спокойно…

Спокойно, черт побери!

– Кто это был? – вопрошает Майлз у меня за спиной.

Я не оборачиваюсь и продолжаю накладывать еду, словно появление Майлза после трех недель молчания не вызвало во мне бурю чувств, главным образом гневных.

– Однокурсник. Готовились к занятиям.

От Майлза исходит напряжение, чувствую это, хотя по-прежнему стою спиной.

– Три часа?

Я резко поворачиваюсь, но ругательства, готовые сорваться с губ, застревают в горле. Майлз застыл на пороге кухни, держась за дверную раму над головой. Подбородок зарос короткой щетиной – значит, несколько дней не был на работе. Босой, рубашка задралась, обнажив живот.

Я смотрю на него молча.

А потом начинаю орать:

– Если я три часа подряд трахалась с парнем у себя в спальне – тем лучше для меня! Ты не вправе судить о том, чем я занимаюсь. Ты – мерзавец. У тебя проблемы с головой, и я больше не желаю иметь с ними дела!

Ложь. Я хочу иметь дело с проблемами Майлза. Хочу полностью в них погрузиться, хочу сама стать его проблемой. Но я должна быть независимой и сильной и не позволять мужчине вытирать о себя ноги только потому, что он мне нравится.

Глаза у Майлза сощурены, дыхание тяжелое и учащенное. Он быстро подходит, обхватывает мое лицо руками, чтобы заставить меня поднять глаза.

Взгляд Майлза полон отчаяния, и я упиваюсь мыслью, что он боится меня потерять. Он ждет несколько мгновений, прежде чем заговорить. Всматривается мне в лицо, поглаживает по щекам. Руки у Майлза сильные и надежные, и, как это ни ужасно, я хочу ощущать их всем телом. Ненавижу ту девушку, в которую он меня превращает.

– Ты с ним спишь? – наконец спрашивает он, ища правды в моих глазах.

Не твое дело, Майлз.

– Нет, – отвечаю я вслух.

– Ты с ним целовалась?

Тоже не твое дело.

– Нет.

Майлз облегченно переводит дыхание. Его руки падают на стол по обе стороны от меня, и он склоняет голову мне на плечо.

Больше не задает вопросов.

Ему больно, а я понятия не имею, чем помочь.

Только Майлз может изменить наши отношения, но, как мне хорошо известно, он к этому не готов.

– Тейт… – с болью шепчет Майлз, утыкаясь лицом мне в плечо и обнимая одной рукой за талию. – Проклятье, Тейт… – Другую руку кладет мне на затылок и целует в шею. – Что же мне делать? Что делать?..

Я сжимаю веки. Замешательство и боль в его голосе невыносимы. Качаю головой, потому что не могу ответить на вопрос, смысл которого мне неизвестен. И потому, что я не в силах отстраниться.

Губы Майлза касаются моей шеи под ухом, и мне одновременно хочется прижать его к себе и оттолкнуть как можно дальше. Его рот скользит по коже, и я склоняю голову для поцелуя. Пальцы Майлза придерживают меня за затылок, чтобы мое лицо было прямо напротив его.

– Прогони меня, – молит Майлз, обдавая меня теплым дыханием. – Зачем тебе это? – Он целует меня в шею и останавливается, только чтобы сказать: – Я не знаю, как перестать тебя хотеть. Вели мне уйти, и я уйду.

Но я не велю.

– Не могу… – шепчу я.

Когда Майлз доходит до моих губ, я поворачиваю к нему лицо, хватаю его за рубашку и притягиваю к себе, прекрасно сознавая, что с собой делаю. Все кончится так же отвратительно, как в прошлый раз, но я хочу этого не меньше, чем прежде.

Или даже больше…

Майлз останавливается и пристально смотрит мне в глаза.

– Я не могу дать тебе большего, – шепчет он. – Просто не могу.

Ненавижу его за эти слова – и в то же время уважаю.

В ответ притягиваю его ближе, и наши губы встречаются. Мы одновременно раскрываем их и отчаянно набрасываемся друг на друга: стонем, тянем за одежду, впиваемся пальцами в кожу.

Секс, напоминаю я себе. Это просто секс. Ничего больше. Единственная часть Майлза, которую он готов мне подарить.

Можно сколько угодно повторять, что ничего другого мне не нужно, но я беру, беру, беру все, до чего только могу дотянуться. Пытаюсь разгадать каждый звук, который он издает, каждое прикосновение. Хочу убедить себя, что Майлз дает мне гораздо больше, чем кажется.

Дура.

По крайней мере, я это понимаю.

Я расстегиваю его брюки, а он – мой лифчик. Еще раньше, чем мы достигаем спальни, я оказываюсь без футболки. Не отнимая своих губ от моих, Майлз захлопывает дверь и сдергивает с меня лифчик. Толкает на кровать, стаскивает с меня джинсы, затем встает и снимает брюки.

Это борьба.

Я и Майлз против всего остального.

Мы несемся наперегонки со своей совестью, гордостью, самоуважением и правдой. Майлз хочет проникнуть в меня еще до того, как все это нас настигнет.

Он ложится на кровать и тут же оказывается надо мной, на мне, внутри меня.

Мы победили.

Его рот вновь находит мой – и только. Он меня не целует. Наши губы соприкасаются, дыхание смешивается, глаза смотрят в глаза, и это не поцелуй.

Это нечто гораздо большее.

С каждым толчком губы Майлза скользят по моим, взгляд становится более жадным, но он ни разу меня не целует.

Целоваться гораздо легче, чем делать то, что совершаем мы. Во время поцелуя можно закрыть глаза. Заглушить мысли, а вместе с ними – боль, сомнения и стыд. Когда целуешься с закрытыми глазами, защищаешь себя от уязвимости.