– Ну да… к тому времени вы уже проезжаете первый пилон.

– Благодарю вас, синьор Россати.

– Не за что, синьор Тиббет. Если я могу вам еще чем-нибудь помочь…

– Да, можете, – ответил инспектор. – Я хотел бы побольше узнать о ваших взаимоотношениях с Хозером. Должно быть, он очень доверял вам, если решился вручить столь ценный конверт для передачи барону фон Вюртбургу.

Россати самодовольно ухмыльнулся.

– Ах, вам это уже известно? Для меня большая неприятность, что его украли. Я не знаю, разумеется, что было в конверте – откуда мне знать? – но, вероятно, что-то важное, потому что барон разозлился – чрезвычайно разозлился.

Генри проигнорировал это замечание.

– И, насколько я понимаю, вы считаете, что конверт взял синьор ди Санти? – спросил он.

Владелец отеля пожал плечами.

– Кажется, барон считает, что у синьора ди Санти была причина стремиться завладеть этим конвертом, – уклончиво ответил он. – И возможность у него имелась.

– Понятно, – сухо заметил Тиббет и продолжил: – Баронесса для вас – важный гость, не так ли?

– Конечно, синьор…

– Тогда как же случилось, что Хозеру удалось уговорить вас подписать документ, который, как вы хорошо понимали, нанесет ей огромнейший вред и в конце концов станет причиной того, что ни она, ни ее семья никогда больше не приедут в ваш отель? Документ, который – стань он достоянием публики – весьма подмочил бы репутацию «Белла Висты».

Россати покрылся испариной, но сумел выдавить улыбку.

– Ах, синьор Тиббет, все-то вы знаете, как я вижу. Бесполезно пытаться вас провести.

Поскольку Генри ничего не ответил, итальянец продолжил после небольшой паузы:

– Герр Хозер сказал мне, что это будет считаться уголовным преступлением: не подтвердить свидетельство, которым я располагаю…

Инспектор строго перебил его:

– Хозер не был полицейским и даже юристом. Он не имел права вынуждать вас подписывать что бы то ни было. И, разумеется, не имел никакого права заставлять вас шпионить за баронессой. Разве что…

Что-то вдруг щелкнуло в голове Генри, словно в подсознательной картотеке наконец нашлось требуемое имя. Он повернулся к столу, взглянул на фотографию и сказал:

– Это на редкость хорошая фотография Софии Карони.

На несколько секунд Россати онемел от шока. Потом в смятении громко захлюпал носом, а пухлое лицо превратилось в маску отчаяния. Решительно проигнорировав все это, Тиббет безжалостно продолжил:

– Я не знаю, что конкретно связывает вас с ней – через минуту, когда придете в себя, вы сами мне это скажете, – но совершенно очевидно, что у Хозера было что-то на вас. Какое-то доказательство вашей связи с делом Карони, и, скорее всего, он держал вас на крючке, угрожая уголовным преследованием. Вы поспешно покинули Рим, когда возникло это дело. Вы, никогда в жизни не стоявший на лыжах, купили отель в этом отдаленном месте и приложили все усилия, чтобы научиться говорить по-немецки и создать видимость, будто прожили здесь всю жизнь. Хозер, однако, выследил вас и с тех пор шантажировал. Едва ли вам доставляло удовольствие знать, что ваш отель используется как штаб-квартира для контрабанды наркотиков, не так ли?

Владелец отеля перестал всхлипывать и сидел, обхватив голову руками и являя собой воплощение безмолвного горя.

– Думаю, – уже более мягко сказал Генри, – пришло время рассказать все начистоту.

Россати помолчал еще некоторое время, потом, не поднимая головы, начал говорить:

– София, – произнес он дрожащим голосом, – бедняжка София – моя дочь.

Он запнулся, но продолжил:

– Имя она сменила, когда стала выступать на сцене. Ее мать умерла, когда Софии было всего десять лет. Мы почти нищенствовали… времена были тяжелые. И да, я благосклонно отнесся к тому, что граф Брандози стал проявлять к ней интерес, – вряд ли меня можно было винить за это. Поначалу я надеялся, что он женится на ней… клянусь.

– Насколько я помню, – вставил инспектор, – он уже состоял в браке, и в семье было семеро детей. Впрочем, давайте опустим этот сюжет. Итак, София стала отличным источником дохода. А потом новые друзья познакомили ее с наркотиками – кроме всего прочего. Я правильно излагаю?

Россати молча кивнул.

– Вероятно, вас использовали как посредника для доставки этой дури, – продолжил Генри, свободно импровизируя. К его несказанному удивлению, Россати снова кивнул. – И откуда вы ее получали? От Хозера?

Итальянец поднял залитое слезами лицо.

– Нет, нет! – воскликнул он. – Я ни сном ни духом не ведал, что он имеет к этому какое-то отношение. Я получал порошок у некоего химика. Каждый раз приходилось писать расписку. Потом моя бедная София умерла и…

– Была найдена мертвой, – уточнил Тиббет, – в летнем доме графа после особенно разнузданной оргии. Разразился скандал. Что произошло после?

– Хозер был ее врачом, – прошептал Россетти. – Он пришел проведать меня и был полон сочувствия. Это он предложил, чтобы я переехал сюда, подальше от всего. И даже одолжил мне денег на покупку отеля. А потом, в один прекрасный день, объявился здесь со всеми расписками, которые я давал химику. Стоило ему только отнести их в полицию – и…

– И с тех пор, – подхватил Генри, – он использовал этот отель как хотел. Вы очень испугались, когда капитан Спецци спросил вас о счете Хозера, потому что, разумеется, никакого счета не было. Наоборот, предполагаю, это он брал у вас деньги каждый раз, когда приезжал.

– Все выгребал!

Даже в своем горе Россати умудрился продемонстрировать возмущение подобной несправедливостью.

– Он забирал весь мой доход до последнего гроша. Оставлял ровно столько, сколько нужно для содержания отеля, чтобы сюда приезжали гости…

– Сколько из ваших гостей непричастны, а сколько – от Хозера? – спросил Тиббет.

– Я не знаю, синьор. Клянусь, не знаю, – всхлипнул Россати. – В первый год приехал синьор ди Санти, он сказал, что Хозер рекомендовал ему мой отель. А в прошлом году Хозер велел мне написать синьору Стейнзу и предложить ему льготные условия. Вот и все, что мне известно. Он мне ничего не рассказывал – даже о контрабанде, хотя я догадывался… – Россати жалобно посмотрел на Генри. – Что со мной теперь будет, синьор? – произнес он дрожащим голосом. – Полиция… она меня?..

– Понятия не имею, какие действия предпримет итальянская полиция, – ответил инспектор. – Дело Карони закрыто, и вполне возможно, что, если вы нам сейчас поможете…

– Все что угодно, синьор Тиббет, все что угодно! О, какое было бы счастье, – выдохнул Россати, – если бы я мог вести дело так, как хочу… без постоянного страха… И получать свой законный доход, – добавил он уже более практичным тоном.