– Может, теперь свалки ароматизируют? Чтобы летом не воняли? – предположила пассажирка с тортом.

– Чушь! – воскликнул мужчина. – Чепуха, идиотизм! Чем их можно ароматизировать, помойки-то? Одеколоном тройным?

– Кстати, я прочитала в одном журнале, что мусорное ведро будет лучше пахнуть, если туда бросать банановые шкурки, – продолжила женщина, нежно прижимая к груди тортик.

– А куда же их еще бросать? – не понял мужчина. – В окно?

– Ну вы тоже скажете, в окно! – обиделась женщина.

Ксения посмотрела на торт и поняла, что очень хочет есть. Просто смертельно. Как ей хотелось бы сейчас схватить это пышное белое чудо и вонзить туда зубы!

– Последний раз я ела вчера, – сказала она вслух.

– Бедное дитя! – воскликнула старушка в клетчатом платке. – Хочешь, я угощу тебя свеклой?

– Спасибо, не надо, – смутилась Дюк. Она была растрогана.

– Я заметила, как ты косишься на мой торт, – сказала женщина, – но думала, что ты любуешься им из чисто эстетических соображений.

Ксения сглотнула слюну. Троллейбус, тащившийся до этого еле-еле, остановился окончательно.

– Пробка. Стоячая, – сказал кто-то.

Все видимое пространство дороги было плотно занято машинами разных цветов и марок.

– Вот супостаты! – сказала бабулька и поправила клетчатый платок. – Это все буржуи виноваты, которые на машинах ездят. Пересадить бы их всех на общественный транспорт, как в советские времена, и дороги сразу опустели бы. Только самым главным начальникам тогда разрешалось на машинах ездить. Вот у Сталина, например, была «Победа». У самого Сталина! А сейчас кто на «Победе» ездит? Да кто попало… Вот оно, падение нравов!

В этот момент в дверь троллейбуса со стороны улицы громко постучали.

Ксения с сожалением оторвалась от созерцания торта и посмотрела в сторону дверей, складывающихся гармошкой.

В длинное овальное окно на нее с мольбой глядел Пуканцев.

– Ксения! – закричал он, увидев подругу. – Ксения, я все тебе объясню!

Пассажиры переглянулись.

– Вот что духота делает, – сказал мужчина, – мне Пуканцев мерещится, форвард наш прославленный. Чудеса!

– А чего он к нам-то ломится? – спросила старушка. – Странно это.

– И Ксению к тому же зовет, – сказала женщина с тортом.

Дюк стояла и смотрела на искаженное мукой лицо любимого, нос которого расплющился о стекло. Она молчала. Воспоминание о том, как Игорь сбежал от нее в туалет и закрылся там, еще было слишком свежим.

– Ксения! Я люблю тебя! – снова закричал Пуканцев и принялся молотить кулаками по троллейбусу.

Дюк по-прежнему молчала. Игорь принялся расталкивать половинки двери. Наконец, запыхавшись, он просунул внутрь голову.

– Дорогая моя, – прохрипел он, страдальчески глядя на Дюк.

Голова Пуканцева находилась в салоне, туловище торчало на улице.

– Ты подлый предатель! – закричала девушка, начиная плакать.

– А вот и нет, – не согласился Игорь, – у меня просто были проблемы.

– Но ты меня оставил! В беде!

– Да, это ужасный поступок, – согласилась голова Пуканцева, – но я тебе все объясню. Честно! До последних мельчайших физиологических подробностей. Раньше у меня не хватало мужества тебе все рассказать, а теперь оно нашлось. Мужество, я имею в виду.

В этот момент троллейбус двинулся вперед. Пуканцев мелко засеменил, а потом побежал.

– Ксения! Пожалуйста! Ну давай помиримся! – выла голова Игоря. Ноги при этом делали упражнение «приставной шаг».

– Девушка, лучше простите его, – сказала женщина с тортом, – а то ему голову сейчас оторвет.

– Да, – кивнул мужчина, – лучше бы его простить. А то как же матч со словаками?! Надо хотя бы из патриотизма его простить, что бы он там ни сделал.

– Идеал недостижим, – поддакнула старушка, – у всех свои милые особенности имеются.

– Прости и попроси торт в знак примирения, – подсказала женщина, – он тебе не откажет. Он ведь тебя любит!

Ксения, заливаясь слезами, рванулась вперед, отчаянным усилием раздвинула тугие створки двери, вытолкнула Пуканцева и вывалилась из троллейбуса сама. Один штиблет при этом остался в салоне. Вырвавшись из цепких объятий общественного транспорта, они упали прямо на проезжую часть и слились там в длинном сладком поцелуе. Водитель «Мерседеса-гелендвагена» притормозил перед распростертыми телами, поставил машину на ручной тормоз и закурил. Московские пробки давно сделали из него философа.

– Василиса, дорогая моя, собирай вещи. Мы уезжаем, – скомандовал Рем.

Сусанина беспомощно посмотрела направо, налево, а потом опять направо. Ее муж уставился на Фильчикова, и его глаза быстро наливались бычьей краснотой, не сулившей ничего хорошего. Лиза Гондураскина обозревала разворачивающуюся драму с жадным любопытством.

– Я что-то не понял, о чем ты толкуешь, – прорычал Петр Петрович.

– Василиса Николаевна теперь будет жить у меня, – сказал Фильчиков.

– Какая прелесть! – всплеснула руками Гондураскина. – У нашей Василисы, оказывается, тоже есть любовник! Вы, – повернулась она к Рему, – наверное, хотите жениться на Ваське?

– Да, – твердо кивнул продюсер после некоторой паузы.

– Ах ты, гад! – заорал Сусанин, кидаясь на Фильчикова. – То-то моя жена твою фотографию в портмоне носила!

И он, сильно размахнувшись, попытался заехать Рему по уху. Фильчиков перехватил его руку, но Сусанин был и сильнее, и опытнее в этом вопросе, поэтому через мгновение Рем рухнул как подкошенный.

– Петр, не смей его бить. Это не метод, интеллигентные люди так не поступают! – воскликнула Василиса Николаевна, бросаясь к Фильчикову и прикрывая начальника своим хрупким телом.

– Вот оно что?! – взревел Петр Петрович. – Ты его защищаешь?

И он хорошенько наподдал Василисе ногой.

– Ой! – воскликнула женщина. – Ты меня бьешь?! Ты что? С ума сошел?!

– Давай, Петруша, отдубась их по первое число! – подзуживала Гондураскина, приплясывая от восторга.

– Ты чего такая кровожадная? – насупился Петр Петрович, оборачиваясь к любовнице.

– Ну как же! – воскликнула Лиза, широко улыбаясь. – На востоке за такие дела, как супружеская измена, вообще камнями бьют.

– Ужас, – прошептала лежащая Василиса. – Ужас, какие невозможно ужасные сутки. Это самые худшие двадцать четыре часа в моей жизни. Бедная Полина… Может, – повернулась она к Лизе, – ты ее и убила?

Масляные глазки Гондураскиной нервно зашныряли по углам.

– Да, дамочка, – спросил Рем, поднимаясь на локте, – где вы были сегодня утром?