Вот факты.

19 апреля в петербургских газетах было напечатано полученное из Берлина извещение какого-то «суда рабочих», что Гапон был им судим, признался в предательстве и был казнен.

16 апреля, т. е. в день отправки из Берлина этого извещения, в «Нов Времени» была напечатана статья за подписью «Маска», в которой утверждалось, что Гапон убит, что убил его инж Рутенберг (Мартын) с товарищами и что убийство совершено «весьма возможно» (!) в Озерках.

Этот г. Маска – никто иной, как И.Ф. Манасевич-Мануйлов, чиновник охранного отделения и один из близких помощников г. Рачковского. Мы убеждены, что, сообщая это, мы не нарушаем нисколько литературной этики. Ведь тут литературой и не пахнет, а налицо только сводничество полицейско-жандармских целей с газетными средствами.

Это авторство г. Мануйлова убеждает вполне, что полиции было отлично известно, что если Гапон убит, то труп его нужно было искать в Озерках, где он и оказался.

Тем не менее полиция в Озерках никаких поисков не производила. Труп был открыт лишь через две недели после статьи г. Маски и открыт без всякого участия полиции.

Почему?

Надо прибавить, что открыт труп был на даче, давно уже бывшей на примете у полиции, которая, конечно, одной из первых подверглась бы осмотру полиции, если бы стала искать.

Она, однако, как видно, совершенно не искала, но в то же время ее чиновник, г. Мануйлов, пошел в редакцию близкой ему газеты и рассказал всему миру о секретных сношениях Гапона с его, г. Мануйлова, начальством, не пожалев сего последнего, лишь бы выставить Гапона человеком, который заслужил свою казнь.

Какое удивительное стремление, не жалея себя и своих, подсказать обществу оправдания «суда рабочих»!!. Точно эти рабочие и г. Мануйлов были из одной партии и работали вместе.

Но ведь этого не было.

Так как все же это объяснить Ведь вот и «суд рабочих» до сих пор не откликнулся, несмотря на приглашение печати.

И он, очевидно, просто выдуман кем-то.

Кем?

Действительно, Рачковский знал о предстоящем свидании в Озерках. Статья «Маски» в «Новом времени» свидетельствует об этом. Тотчас же после этого свидания Гапон должен был бы представить о нем отчет Рачковскому. Но Гапон из Озерков больше не возвращался. Между тем, труп его открыли только по прошествии многих недель. Почему, при циркулировавших уже слухах об убийстве Гапона, полиция не направила тотчас же свои поиски на Озерки? Несомненно потому, что Рачковский был заинтересован в возможно более позднем раскрытии убийства.

Но для чего Рачковскому нужна была смерть Гапона? Больше того. Если правительству, вообще говоря, могло быть желательно погубить революционную репутацию Гапона, втоптать в грязь его ореол 9-го января, дискредитировать тем само 9-ое января, то оно достигло этого в достаточной степени тем, что довело Гапона до покаянного письма его министру Дурново. Этого Рачковскому было недостаточно. Он толкал Гапона дальше и ниже. Он старался устроить его своим «сотрудником» при Боевой организации с-р, поручил ему «соблазнить» Рутенберга. Но ведь Рачковский имел Азефа, которому не надо было, как Гапону, завязывать сношения, проникать, добираться. Азеф был в центре, Азеф был главарем боевого дела, он все знал. И Рачковский мог все знать от него и, несомненно, знал. Что особенное мог бы ему сообщить Гапон, которого революционеры уже сторонились и которого ни одна организация не стала бы близко подпускать к себе? Ведь практически Гапон ничего не мог ему выдать, и у Рачковского не могло быть сомнения относительно истинного характера переговоров, которые Рутенберг вел со своим бывшим другом. Сам-то он ведь ни разу на свидание с Рутенбергом не пошел. Не пошел потому, что знал, что в тени всех этих переговоров и торгов скрывается кровавая развязка. Он толкал Гапона на смерть, и только убийство последнего могло быть его ясной, определенной целью в этом темном деле. Да, в свете азефщины смерть Гапона вырисовывается как единственно логически допустимая цель правительственной «обработки» бывшего героя 9-го января. Потому что, повторяем: при наличности Азефа Гапон был не только излишен, но и опасен в роли «сотрудника» при Боевой организации. Дальше, находясь уже в подозрении, при крайне компрометирующих слухах, скоплявшихся вокруг его имени, после его столь подозрительных газетных выступлений, Гапон вообще становился бесценным как правительственный агент. Он сам-то мог и не отдавать себе в этом отчета. Но Рачковскому, создавшему карьеру Азефа, слишком хорошо знавшему, как нужно оберегать революционную репутацию гг. провокаторов, ему-то это должно было быть ясно. Он был слишком опытен во всех тонкостях провокационного дела, чтобы допустить в данном случае грубую с его стороны ошибку. Потому-то, загрязнив уже Гапона с ног до головы, он поручил ему маклерское дело, которое неминуемо должно было довести Гапона до «вешалки» (Ред. 1909:121-22>).