«Я получил ваше письмо относительно молодого Валевского. Предоставляю вам полную свободу действий. Делайте, что положено, но делайте это немедленно. Меня прежде всего интересует ребенок, а мать – потом».

Мария обо всем этом ничего не знала, ибо, как утверждает Фредерик Массон, «не было на свете другой такой бескорыстной души, как ее».

* * *

Когда в марте 1814 года союзные армии вошли в Париж, Мария с ужасом восприняла весть о том, что император пытался покончить с собой. Слава богу, принятый им яд оказался старым и практически потерял свою смертоносную силу. Наполеон будет жить, и это главное! Что же до всего остального, то об этом она решила просто не думать, пока не возникнет непосредственная необходимость.

И вот теперь эта необходимость возникла. Теперь Мария должна, просто обязана была его увидеть. И она направилась в Фонтенбло, где находился Наполеон после того, как сенат объявил о лишении его престола и призвал на трон старшего из оставшихся в живых Бурбонов.

В Фонтенбло Наполеон был окружен верной гвардией, которая горела желанием отомстить за капитуляцию, но штаб его думал иначе. В ночь со 2 на 3 апреля генерал Коленкур прибыл с известием, что союзные монархи не вступят с Наполеоном в переговоры и требуют его отречения. Такое известие сначала изумило императора, и он захотел снова взяться за оружие, но все вокруг него было уже другим. Не было прежних героев, одни царедворцы павшей Империи…

И Наполеон решил написать своей рукой следующие строки:

«Союзные монархи объявили, что император Наполеон есть единственное препятствие к воцарению мира в Европе. Император, верный своей присяге, объявляет, что отказывается за себя и детей своих от тронов Франции и Италии и что он готов жертвовать всем, даже жизнью, для блага Франции».

Потом он вышел во двор замка Фонтенбло, где выстроились гренадеры его гвардии. Он трогательно поблагодарил их за верную службу и воскликнул: «С вами да с моими крепостями я мог бы воевать еще два-три года! Но я предпочел, во избежание междоусобицы, пожертвовать моими личными правами и выгодами ради счастья и славы отечества. Продолжайте служить Франции! Я же охотно покончил бы с собой, но остаюсь в живых, чтобы возвестить потомству о подвигах моих воинов». Сказав это, он прижал к груди императорского орла и поцеловал его. «Во всех рядах послышались вздохи», – рассказывал потом один из очевидцев. И прослезились даже самые суровые ветераны.

Жена Наполеона Мария-Луиза не смогла или не захотела быть с ним в Фонтенбло. Она вместе с сыном отправилась в свою родную Вену. Таким образом, по словам историка Поля-Мари-Лорана де л’Ардеша, «Наполеон потерял все сразу: и благородные наслаждения политического величия, и сладкие утешения частной жизни». Теперь ему ничего не оставалось, как ждать отправки в изгнание.

Приехав в Фонтенбло, Мария целую ночь прождала в передней, не позовет ли бывший император ее к себе. Однако ей так и не удалось увидеться с ним: то ли он не захотел этой встречи, то ли ему не разрешили ее – истинных причин этого мы никогда не узнаем.

Похоже, в ту мрачную ночь его желание остаться наедине с самим собой объяснялось страшным возбуждением и напряжением. Он мысленно прощался с Империей, со всем миром, со всем, что привязывало его к жизни. И он хотел освободиться от всех уз земного существования, не испытывая никакого желания вновь увидеть женщину, которая напомнила бы ему дни былого счастья. Погружаясь в бездну печали, он даже не хотел быть утешенным.

Графиня не могла удержаться от слез. Ведь ей так много нужно было сказать Наполеону. Прежде всего она заверила бы низверженного императора, что для нее то, что он жив, – это самое лучшее, что она только могла бы пожелать. Она умоляла бы Наполеона окончательно отказаться от власти и от надежд на возврат славы, о странной и жестокой изменчивости которой он сам столько раз говорил. Она попыталась бы вырвать у него обещание не мстить и не предпринимать попыток новой борьбы. Она бы заклинала его: «Сир, вы знаете, как я люблю вас, знаете, что я с радостью отдала бы за вас свою жизнь! На коленях прошу вас: перестаньте быть мишенью для стрел ваших врагов! Начните, наконец, жить как простой смертный, заслуживший покой и человеческое счастье…» Но ничего этого сказать она не смогла. Ей просто не предоставили такой возможности.

Когда она уехала, Наполеон, обессиленный только что перенесенными физическими страданиями, сказал своему верному Констану: «Бедная женщина! Она будет думать, что ее забыли. Скажите ей, если увидите, что я об этом бесконечно сожалею. Но что мне делать, когда у меня столько разных мыслей вот здесь!» И он сжал обеими руками свою тяжелую, словно налитую свинцом голову.

Раз Мария не смогла попрощаться с Наполеоном лично, она 15 апреля написала ему письмо и на следующий день получила ответ. Наполеон писал:

«Мария, я получил твое письмо. Чувства, которые ты выражаешь, глубоко трогают меня. Они достойны твоей прекрасной души и твоего доброго сердца. Если, устроив свои дела, ты отправишься на воды в Лукку или Пизу, я повидаюсь с тобой с величайшим и искреннейшим интересом, а также с твоим сыном, к которому чувства мои остаются неизменными. Будь здорова, не огорчайся, вспоминай обо мне с любовью и никогда не сомневайся во мне».

Увы, их встреча так и не состоялась.

Глава шестнадцатая

Встреча на Эльбе

Впрочем, это не совсем так. Опыт восхищения, обожания, идеализации – важный опыт, но то, чем все обычно кончается, еще важнее. К чести Марии Валевской следует отметить: когда свергнутого Наполеона сослали на средиземноморский остров Эльба и многие его бывшие друзья и сподвижники отвернулись от него, она вместе с четырехлетним Александром тайно навестила его там[19]. Кстати сказать, местные жители приняли женщину с ребенком, приехавших к Наполеону, за его жену Марию-Луизу с Римским королем, решившимся, наконец, разделить с ним его изгнание. Как же Наполеону хотелось, чтобы это действительно было так! Но, увы, все переговоры с Марией-Луизой завершились провалом: экс-императрица, в чьей любви и преданности Наполеон был так уверен, бежала с наследником из Парижа к себе в Австрию.

* * *

В начале апреля 1814 года Наполеон отрекся от престола, а уже 21 мая Мария-Луиза вместе с их сыном въехала в Шёнбрунн под приветственные крики огромной толпы. Жители австрийской столицы встречали дочь