– Не знаю, как у вас, а мой, привыкший к нищете, организм, ни принял бы столько роскоши, – я тяпнул еще рюмашку, загрыз помидорной кислятиной.

Кухня была. Еда была. Водка была. И повод был. Страшный повод. А разговор был трескуч, он был ни о чем. Почему мы там много, так часто говорим ни о чем? К чему это сотрясение воздуха?

– Вы как думаете, кто убийца? – спросил я.

Затихли.

На меня посмотрели так, словно это я нанес бедному Андрюшке тридцать два ножевых. Неудобный был вопрос, он никому здесь не нравился. Вирус и тот носом задергал.

– Это вообще-то всех вас касается, – сказал я.

– С чего бы?! Мы ничего не делали! – запротестовали неразлучники.

– А неважно, – сказал я, – Мы все были с ним знакомы, а значит все, – я обвел присутствующих глазами, – абсолютно все автоматически попадаем под подозрение.

– Наша совесть чиста! Это возмутительно, как ты можешь такое говорить! – все негодовали попугаи.

«Хочешь я укушу их за ляжки?» – взгляд Вируса, сидевшего возле моей ноги, можно было понять и так. Он глядел на меня с надеждой.

– Тише, – попросил Кирыч, – Надо подумать.

– Да, о чем здесь думать? О чем думать здесь? Здесь не о чем думать!

– А что если они Марка не просто так отпустили, – сказал я.

– А зачем они меня не отпустили просто так? – переспросил Марк не совсем внятно.

– А что, если они установили за тобой слежку, чтобы ты привел их прямо в логово извращенцев. Ты проверил одежду, у тебя нет с собой жучков?

Марк испугано охлопал себя.

– Нет… кажется….

– А вот, – с чувством продолжил я, – Придут сейчас, да всю компашку и повяжут. У них там под много дел нераскрытых – сразу все можно и повесить.

– Киря! – Марк жалобно вытаращил глаза, – Ну, чего он ерунду какую-то говорит?

Кирыч только руки развел.

– А что такого особенного в моем сценарии? – спросил я со всей возможной непринужденностью, – Мы – очень удобные преступники. Ведем развратую жизнь, которая несовместима с обликом истинного патриота своей родины.

– А мы ее разве ведем? – спросил Кирыч.

– Да, зачем мы ее ведем? – спросил Марк.

– Ну, в газетах же пишут, – сказал я, – Им там виднее.

– А знаете, – заговорили Сеня с Ваней, – Мы подумали и решили, что это она и сделала. Или он, Короче, «оно. «Леди-ин-ред». Нам Володя рассказал, – голоса их превратились в свист, – Транссуха у них по документам проходит. Состоит на учете. Там с ней все ясно.

– А прежде вам с проститутом все было ясно, – напомнил я, – Вы же буквально сегодня утверждали, что это он – убийца. Зачем бедной Лизе убивать Андрея?

– А ты вспомни, как транссуха про его наследство говорила?! У нее такие были глаза! Вспомни! У нее там в каждом глазе было по доллару.

– Да, что у Андрея было брать-то? Тряпки? – спросил Кирыч, – Кому они нужны?

– А Лиза говорила, что он – талант, – сказал Марк.

– Вот-вот! – затоковали Сеня с Ваней, – Вы когда уехали, она стала звонить кому-то. Говорила еще про музейные ценности, что надо их экспертам показать. Мы своими ушами слышали.

Я подумал, что, наверное, не стану сейчас говорить, что Лиза и в дурке была, и вмазать может любому по первое число.

– Вот именно, – гулили неразлучники, – Не пойми кто, не баба, не мужик, а чучело.

Или все-таки сказать? засомневался я, глядя в лоснящиеся сытые лица, в глазенки-пуговицы, на эти волосики, рубашечки, колечки….

Им тоже нужна удобная жертва. Им тоже нужен изгой, чтобы повесить на него всех собак.

Почему людям вечно нужен кто-то крайний? Паршивая овца, козел отпущения….

– Какая-то сказка про репку, – сказал я, – Бабка бьет внучку, внучка бьет жучку. Что-то вы, ребятки, усиленно стрелки переводите, – я постучал пальцем по столу, – не в пушку ли у вас рыльце? Ну-ка, говорите, где вы были в ту роковую ночь?

Умолкли. Если бы я смотрел кино про убийство портняжки, то в этом месте непременно вообразил бы, что они-то и кокнули бедного несчастного человека – очень уж ненадежный был у Сени с Ваней вид.

– Дома мы были! Дома! – закричали они затем, – Все подтвердят! У нас есть доказательства! Мы смотрели телевизор! Фильм мы смотрели! Передачу! Про Новую Зеландию!

Вирус зафырчал, переводя взгляд с одного хозяина на другого: «давайте я их за ляжку укушу, давайте!» – молил он. Курица из магазина его не взволновала, а вот тушки крикливых гостей он явно готов был отведать.

– Оба дома были? – строго спросил я.

– Конечно! А что ты думаешь? – они возмутились так, словно и впрямь сиамские близнецы, а разделить их может лишь хирургический скальпель.

– А ссадина почему? – вдруг подыграл мне Кирыч.

Один из неразлучников нервно стал натягивать манжет рубашки на ладонь, словно и впрямь скрывая что-то в районе запястья.

– А-га! – изобразил я радость, словно и не знал никогда об их кухонных сеансах бокса.

Они бьют друг друга – они так любят.

На Вируса я не смотрел, я только чувствовал возле ноги тепло его тела, но был уверен, что он скалит сейчас зубы в предвкушении желанного «фас».

– А теперь ты давай, – я обратился к Марку.

– А что я-то? Что опять я? – проговорил тот удивленно.

– Тут по сценарию пора бы появиться хорошему полицейскому, – пояснил я, – Ну?…

– Да? Правда? – сказал он, подумал, а затем резко встал, с грохотом отодвинув табуретку, – Дети мои! – он почему-то загундосил, – Покайтеся! Снисхождение вам будет! Очиститя души ваши!

– Смотри, – сказал Кирыч, – поосторожней, Семена не накаркай.

– Нам только попов-расстриг на поминках не хватало, – мой пыл вдруг угас.

А тут и позвонили. Вирус с лаем бросился к двери.

– Хорошо быть девочкой в норковом манто, можно и не девочкой, но уже не то, – под радостный собачий лай проговорила Манечка, показываясь на пороге кухни, – К вам можно?

– Ага, у нас как раз поминки, – сказал я.

– А у нас скоро свадьба, – сказала Манечка, и не подумав напускать на себя траурный вид, – У вас тут астролог Павсекакий недалеко живет, ходила к нему за прогнозом.

– Ай! Где это? – спросили Сеня с Ваней.

– Завод какой-то, – сказала она, усаживаясь на табуретку, – Хлебный что ли. Проходная с синей крышей. Эта сволочь сама ко мне идти не хочет, пришлось ехать.

– И что говорит? – спросил Кирыч.

– В целом Павсекакий считает, что звезды расположились, как надо. Судьба. И не исключено, что именно в том месте, про какое я думаю.