Шон последовал дальше, на звук хорового пения, доносившегося откуда-то из прохладных каменных глубин. Безносые алебастровые статуи святых с причудливо изогнутыми мраморными свитками в руках, пестревшими именами павших в битвах благородных юношей, напомнили ему о безногом солдате в новой роли медицинского муляжа. Он надеялся, что тому уже оформили актерское удостоверение.

Увлекаемый звуками музыки, Шон поднялся по выдолбленным каменным ступеням, за столетия истоптанным миллионами ног. Наверху вели беседу два сосредоточенных клирика в черных одеяниях – они обсуждали бюджетные авиарейсы в Рим. Хор постоянно повторял одну музыкальную фразу, то смолкая, то вновь запевая, словно многоголосая птица, и Шон наконец увидел певчих, их юные лица, казавшиеся ангельскими в лучах света из-под высоких сводов. Руководитель хора обозначил очередной запев, и Шон, желая послушать подольше, прошелся к часовенке внутри этой часовни, где на низком столике лежала большая книга. С авторучкой на шнурке.

Это был молитвенник, и прихожане могли записывать в него свои мольбы. Там было множество записей, и Шон пробежал взглядом по нескольким, омываемый детскими голосами.

А чуть ниже кто-то исступленно вывел с таким нажимом, что страница местами была прорвана: ПОКАЖИСЬ, БОГ.

Шон огляделся. Сила этих слов и сам почерк словно бросали вызов всякому, читавшему их. Кто бы их ни написал, он мог находиться сейчас в соборе и даже видеть, как другие читают это. Но Шон видел только хор, туристов в отдалении и нескольких клириков, тихо шедших по своим делам. Он взял ручку и, оставив подобающий интервал после этого воззвания ко Всевышнему, написал: Прости меня.

Он посмотрел на написанные слова, а затем положил десятифунтовую банкноту в ящик для пожертвований и пошел зажечь свечу – не столько потому, что был религиозен, а сколько потому, что ему нравилось казаться таким. К своему ужасу, он увидел, как к нему направляется чета Берк, пассажиров круизного лайнера. Он оглянулся на книгу – если они видели, как он делал запись, и прочитают ее, у них может возникнуть совершенно превратное мнение.

Они приближались к нему, он уже не сомневался, что это именно они – он отчетливо слышал голос Труди Берк. Шон опустил голову, словно погрузившись в молитву, и зашагал в противоположную сторону. Он оказался в приделе с указателями направления в одну сторону и вышел на маленькую площадку над лестничным пролетом, освещаемым свечами, а там увидел новый указатель: в гробницу и к выходу. Второе его обрадовало.

Даже после того несчастного случая Шон нормально чувствовал себя в лондонской подземке, но как-то несколько месяцев назад он попал в одно происшествие на станции «Кингсбридж», а точнее, в туннеле перед станцией. Спускаясь теперь к гробнице, он вспомнил об этом, но отогнал страх. Если у него разовьется фобия к подземельям, ему придется отказаться от посещения очень многих мест.

Поезд на линии «Пиккадилли» встал на несколько минут в туннеле, ничего необычного. Но был утренний час пик, и Шон стоял в переполненном вагоне, глядя во тьму за окном, когда вдруг шум мотора смолк, а свет погас. В молчаливой толчее он ощущал присутствие других людей, улавливал их движения и слышал дыхание. И всем им казалось, что они попали в подземную ловушку внутри металлического туннеля.

Шон напряженно крутил головой, словно в приступе удушья, и чувствовал капли пота на лице. Он протиснулся через раздвижные двери в соседний вагон и попытался открыть неподатливую створку окна, чтобы впустить больше воздуха. Вокруг светились сотни продолговатых экранов телефонов, жутковато подсвечивая лица людей.

В следующем вагоне было так же. Шон вслушивался в тишину, вдыхая чужеродный технический запах туннеля и испытывая какое-то первобытное чувство. У него возникла мысль, что все они умерли в результате какой-то катастрофы, но его сознание продолжало цепляться за жизнь в уносящей страдания агонии. Но вот-вот ощутит боль от взрыва или еще какого-либо кошмарного бедствия, настигшего поезд. Возможно, его тело уже неотделимо от общего кровавого месива – атомов углерода, превратившихся в звездную пыль, – в туннеле, заваленном на несколько месяцев…

…он снова был подо льдом, ослепленный ужасом, он должен был вертеться, дергаться и пихаться…

Другие люди стали сердито возмущаться его действиями, а высокий человек в проходе между вагонами заорал как сумасшедший, распихивая всех вокруг и дико вращая глазами, но внезапно свет зажегся, поезд продолжил движение. Искаженный динамиками голос машиниста – извинения за задержку. Шон в оцепенении смотрел в лица людей, уставившихся на него. Он был в поезде.

Когда двери вагона раскрылись на станции «Кингсбридж», он выскочил и побежал по платформе и дальше по переходам, вверх по металлическим челюстям эскалатора, затем прорвался через турникет и, только выбравшись на шумную улицу, пришел в себя.

Впрочем, гробница выглядела совершенно буднично и ничем не напоминала грозную тьму в туннеле метро. Она располагалась всего на несколько ступеней ниже основного уровня, и там пахло камнем и ладаном, а не сажей и потом. Шон прошел по проходу до комнатки, где в центре каменного пола горела большая свеча. Там же находились несколько почтительно склонивших головы туристов и гид, рассказывавший им об убийстве Томаса Бекета[43], произошедшем в этом самом месте 29 декабря 1170 года.