Еще вот что. На улице Чехова, где твои предки жили, как ты и просила, был. Но дома их там давно нет. Улица крохотная по московским меркам. Выходит на Саперную площадь, где делают кольцо многие трамваи, в том числе идущие на вокзал. Это все сохранилось, а дома нет. Вместо него бетонная многоэтажка, типа нашей, только окрашенная как соседний с нами дом, в котором товарищ твоего брата Володя Грингауз живет, в зеленый цвет. Еще был на могиле твоих предков на Боткинском кладбище. И хотя твоя мать мне в деталях объяснила, как найти их могилу, нашел, честно говоря, с большим трудом. Помогло то, что в нескольких метрах от их надгробия стоит довольно большой мраморный бюст какому-то ученому по фамилии Былбас. Не знай я этого, никогда бы не нашел. Там все заросло кустарником, какими-то колючками, многолетним ворохом из веток и травы завалено. Я договорился с кладбищенскими работягами, заплатил им как следует, да еще пару бутылок «Столичной» дал для верности. Потом проверил на всякий случай. Они там вычистили, убрали, облагородили, памятник отмыли и надписи бронзовой краской покрыли. Так что теперь все тип-топ. Я потом пришел, цветы положил, как полагается, и даже с администрацией кладбища договорился, чтобы за могилой и дальше ухаживали. Теперь можешь смело успокоить свою нетерпеливую мамашу. Есть повод.

Ну что еще. Еще узнал потрясающую историю о жизни в Узбекистане Великого князя Николая Константиновича Романова, царева дядьки двоюродного, о котором твоя мать не раз говорила. Авантюрист редчайший был. А жена его Надежда фон Дрейер, судя по всему, конечно, к твоей прабабке, да и деду по немецкой линии какое-то отношение имела. Однако драгоценности семьи Великого князя – вовсе не ваша икона, которую мы с тобой ищем. Он был спецом больше по части не иконописной живописи, хотя одну икону в своей жизни распотрошил, а исключительно по женской.

Посоветовали мне в наших поисках не связываться ни с какими Вогезами, Албанцами, людьми со странными змеиными кличками и т. д. А вести дело исключительно с крупными коллекционерами да с искусствоведами, занимающимися проблематикой иконописной живописи примерно того времени, которым, как ты говорила, датируется ваш Спас Нерукотворный. Поинтересней, поспокойней, почище все будет. Я даже вспомнил, что у тебя ведь немало знакомых осталось со времени учебы на истфаке, которые за эти годы по-настоящему стали крупными искусствоведами. Так свяжись с ними, и продолжим дело, завещанное тебе предками, не по старинке, как во времена совка, а цивильно. Да ты, видно, и сама это прекрасно представляешь, и давно поняла, в отличие от меня. Да и твои поездки в Австрию, в Зальцбург, в Инсбрук, в баварский Гармиш-Партенкирхен к твоему брату, в Аугсбург к какому-то коллекционеру были совсем не лишними тогда. Так что давай дерзай и сейчас, а я помогу с превеликим удовольствием. Без коллекционеров и искусствоведов, как я теперь думаю, все равно дело не обойдется. У меня также есть один хороший знакомый искусствовед, которого ты прекрасно знаешь, – Вячеслав Глодов. Попробую с ним связаться в самое ближайшее время.

Вспоминая то утро после ташкентской командировки, Олег накрылся с головой, и что было дальше, о чем еще спрашивала его тогда жена – все ушло далеко-далеко, он заснул.

А когда проснулся, дома уже никого не было. Лишь на кухне в кастрюле плавали давно остывшие сосиски и на сковородке ожидала гречневая каша, бывшая горячей, по всей видимости, часа два-три назад. Не одеваясь, босиком, он промчался на кухню в майке и трусах, и, не пытаясь даже разогреть оставленный ему завтрак, уплел буквально за минуту все то, что заботливо готовила еще недавно его жена, а потом вновь залез под одеяло продолжать смотреть свои цветные сны, в которых, как в калейдоскопе, мелькали навеянные чтением старых записей лица, обрывки разговоров, сцены его встреч с разными людьми в Ташкенте и даже невероятные исторические подробности и факты, которые он нежданно-негаданно узнал там и мог, чуть ли не наяву, представить, прокручивая все это, как в немом черно-белом кино.

Потом на смену персонажам прошлого перед ним, как наяву, предстала вся Ольгина семья: два брата, отец и мать. Следом за ними, будто бы из-под земли выросли одетые как на вечерний прием к президенту дочь Галина вместе с ее противным мужем Иннокентием, не торопясь считающим золотые монеты, сидя за столом своего кабинета на рублевской даче-дворце. Здесь же застенчиво стоял следователь Шувалов, с которым Ольга постоянно вела тайные переговоры, адвокатша Людмила, почему-то в предбаннике кабинета Ряжцева строчила ручкой с золотым пером судебный иск, время от времени задавая вопросы всем окружающим. Поодаль от нее одиноко стояла, как манекен в витрине магазина, немного вытянув вперед правую ногу в ажурном чулке и опершись левой рукой о дверной косяк, его смазливая сотрудница Нелли Петровна Бараева, а за ней еще какие-то люди, лиц которых он как ни пытался, представить себе не мог. Потом почему-то страшная, огромная змея гюрза, выползающая из-под огромного камня, на котором он сидел где-то далеко в горах, позируя перед объективом фотоаппарата своего приятеля Глодова. Олег даже на минуту проснулся, озадаченный таким сновидением. Вспомнил, что сегодня пятница, под пятницу, как с детства ему говорила мать, сновидения всегда сбываются, и еще, что если снится золото, то это к какому-то дерьму, и наоборот.

Успокоившись от такого осознания своего видения и не поняв, к чему бы это, Олег вновь сунул голову под одеяло, разок-другой перевернулся и стал досматривать остальные серии своего цветного фильма.

Телефонный звонок разом прервал сладкие воспоминания Олега, вернув его к реальности. Звонила Ольга.

– Ты что, до сих пор спишь, что ли? – недовольно спросила она. – Собирайся, сегодня поедем к Галке, причем в обязательном порядке. В темпе одевайся, думать некогда. Все давно в сборе. Подробности при встрече. Я буду минут через двадцать, чтоб ты был готов.

– А что, мне на работу, ты считаешь, уже не надо даже ходить, что ли? – раздраженно ответил он. – Ах, извини, совсем забыл, сегодня же не понедельник, а суббота или воскресенье. Всю ночь не спал, работал не покладая рук. Хотел немного пописать сегодня, думал, пока ты пробудешь в институте, я успею хоть что-то намеченное выполнить. Всегда у тебя все неожиданно, все планы мои перекорежила. Не считаешься с моими делами вообще.

– Ты же сам говорил, что идти тебе никуда не нужно, что сегодня ты будешь дома писать очередной опус, так ведь? Знаю я твои планы. Решил с приятелем Ковуном пива попить в вашем излюбленном «Колизее», так ведь? Ничего с Ковуном не случится, обойдется, успеете попить завтра, даю тебе слово. Тем более что завтра как раз воскресенье, а сейчас собирайся. Очень нужно твое присутствие. Пойми, очень нужно. Дело не терпит отлагательства. Собирайся и не морочь голову.

Олег нехотя встал, заскочил в душ, побрился, высушил волосы феном и через двадцать минут был в полной форме.

«Ну, началось, – подумал он, – хорошо еще, если сегодняшним днем все закончится. Все равно позвоню мужикам с работы, чтобы предупредить, что в понедельник меня тоже не будет, что буду писать дома. Не зря же такой сон в ночь хотя и не на пятницу, а с пятницы на субботу приснился. Наверняка раз снилось золото, будет что-то ужасное, желтое и вонючее, чем придется обмазаться. Может, даже по уши. Хотя в моем сне были и позитивные с точки зрения разгадки сновидений моменты. Рубиновый крест, например, который мне почему-то мой дед Филимон на шею повесил. Это, говорят, к добру. Хотя хорошего мало, видимо, предстоит сегодня увидеть, судя по Ольгиному тону. Да еще и с этим Иннокентием, Галкиным мужем, вдобавок ко всему нужно будет встретиться. Лучше бы на самом деле с Ковуном посидели в „Колизее“ и попили „Козела“ по паре-тройке кружек. Да еще и по паре порций люля-кебаба съесть бы не мешало вдобавок. Ну ладно, делать нечего, нужно ехать. Видно, на самом деле что-то из ряда вон выходящее должно сегодня произойти…