Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что я туда не собираюсь.
Ладно, пора идти уже, хватит на сегодня, вечер и так через чур богатым оказался на впечатления. Юлькин подъезд виднеется в окно машины, рядом пакет с моими вещами.
— Я могу завтра вернуть Маше одежду? Постирать же надо.
— Конечно.
Ларинцев покидает салон и распахивает передо мной дверь. Я выбираюсь наружу из тёплого салона и ёжусь от осеннего ветра. Вечер относительно тёплый сегодня, но и он уже закончился. Времени почти полночь. Организму мало того короткого сна, он требует нормально полноценно выспаться, поэтому отзывается дрожью усталости.
Бреду к подъезду, замечаю, что домофон отключен, и все окошки номеров квартир горят красным. Максим открывает передо мной тяжёлую железную дверь, а потом входит следом. Я чувствую, что должна сказать что-то, поблагодарить.
— Максим, спасибо тебе за всё, — оборачиваюсь и поднимаю на него глаза. — Ты…
— Да помню я. Хороший друг. Иди сюда уже.
Он берёт меня за руку и тянет на себя. Нежно ныряет пальцами под волосы, цепляя большим пальцем щёку. Мне точно нужно проверить сердце у врача, потому что оно опять бьётся так гулко, что на рёбрах того и гляди останутся трещины изнутри.
— Я сейчас поцелую тебя, Малина, — его губы так близко, что их движения меня гипнотизируют.
Ничего не могу ответить. Мысли расплылись, мозг превратился в желе. Я сглатываю и молча продолжаю смотреть на него. Где-то на периферии замечаю, как с гулким стуком падает на пол подъезда мой пакет с вещами, когда чувствую, как губы Максима, едва прикасаясь, скользят по щеке. Он втягивает носом у моего виска, а потом его губы накрывают мои. Совсем не так, как тогда на кухне, а мягко и неспешно, аккуратно. Ноги в миг становятся ватными, и я почти повисаю на крепкой руке, обхватившей мою талию. Закрываю глаза, когда мягкие губы раздвигают мои, и я чувствую вкус его языка. Это остро и необычно, пронизывающе и… возбуждающе. Пусть в этом у меня почти нет опыта, и те поцелуи, которые были, сейчас вызывают лишь неприятие, я распознаю это ощущение. Кровь в венах нагревается и устремляется вниз к животу. Мне кажется, что из меня вырывается то ли всхлип, то ли приглушённый стон и становится очень стыдно. Я отстраняюсь и опускаю глаза, но Максим не даёт мне опустить лицо.
— Не прячь глаза, Нина, — его улыбка отдаёт совершенно иной тональностью, чем я видела раньше, а в глазах загорается непривычный огонь. — Ты на вкус такая же сладкая, как и на запах, моя Малина.
Моя Малина… Внутри всё вздрагивает от этих слов и от того, как это сказано.
Он наклоняется и снова тянет носом, только теперь уже у шеи, запуская этим волну мурашек по моей спине и дрожь в коленях. Снова целует.
— Я больше не хочу играть в эти игры, Нина, — шепчет в губы, прерывая поцелуй. — Теперь ты моя, поняла меня? Никаких «хороший друг». Ещё раз услышу… Ладно, потом узнаешь, что будет.
Снова улыбка и мягкое касание губ, снова обволакивающее всё тело волшебное чувство. Но я заставляю себя остановиться и посмотреть Максиму в глаза.
— А ты?
— Что я?
— Ты мой, Максим? Вчера…
— Больше никаких вчера, Нина. Ничего такого.
— Но ведь ты с теми девушками, ты с ними…был?
Несколько секунд он молчит, но смятения его лицо не выражает.
— Я бы мог сказать неправду, чтобы было проще, но стоит ли начинать со лжи, Нина? Всё что было ДО тебя, было ДО.
Мама всегда говорила, что честность надо ценить. Но сама, как оказалось, врала мне. И у правды действительно горький привкус.
— Не сомневайся во мне, — Ларинцев притягивает меня ближе и смотрит прямо в глаза. — Выкинь из головы глупые мысли и расслабься. А теперь беги, тебе пора под одеялко, пока я не передумал.
Он поднимает мой пакет и, вручив, мягко подталкивает к ступеням.
— Я подожду здесь, пока Юля тебе откроет, — слышу уже в спину.
День сегодня вышел трудный. Три пары вроде бы не так и много, но преподаватели сегодня все были в ударе. Пермяков на английском сегодня тест дал, от которого даже у моей одногруппницы Наты волосы дыбом встали, хотя она говорит свободно на английском, у неё мама живёт в Шеффилде, и Ната часто ездит к ней в гости.
Когда выхожу из университета, на улице уже темно, и двор возле парадного входа залит жёлтым светом фонарей. С одной стороны, хорошо, когда пары во вторую смену стоят, но с другой — день кажется меньше. Вроде бы и выспался — плюс, но с утра так лень заниматься важными делами. Пока раскачался, уже пора на занятия, а после них сразу наступает вечер. Такая вот арифметика.
— Нин, до завтра, — уже у самых ступеней Лида и Аня прощаются, чмокая в щёку и уходят в сторону тротуара, им тут недалеко, а мне нужно на остановку.
Нас троих отпустили на пятнадцать минут раньше, потому что успели сделать расчёты к скорой практике, и я как раз успею на автобус, чтобы добраться до общежития, принять душ и взять вещи для репетиции.
Уже спустившись со ступеней, замечаю сбоку от площадки с фонтаном возле входа в универ припаркованную машину. Тёмно-синий мерседес. Я знаю эту машину и парня, что стоит, прислонившись к капоту и смотрит на меня с улыбкой.
— Привет, Роман, — отвечаю на его кивок. — Ждёшь кого-то?
— Тебя вообще-то, Мышка. Макс немного задерживается у сестры, попросил забрать тебя после пар.
— Зачем? — удивлённо смотрю, мы ведь не договаривались. — До репетиции ещё полтора часа, а мне всё равно нужно в общагу.
Утром сегодня я проснулась с очень непонятными чувствами. Смятение, восторг и страх — это только основные оттенки, если не считать десятка других. Максим вчера вечером расставил все точки над И, попросил расслабиться и доверять ему. Но так ли это просто? Действительно ли я нравлюсь ему настолько, чтобы изменить привычный образ жизни или это конфликт с Владом раздразнил его мужское эго?
Что толку отрицать, что он мне нравится. Сильно. Настолько, что когда утром пришло сообщение на мессенджер «Доброе утро, малыш», у меня вспотели ладошки и закололо кончики пальцев, когда я набрала в ответ «Доброе». А потом подумала и ткнула ещё в улыбчивый смайлик.
И весь день потом тишина, если не считать сообщения, что зал для репетиции освободится ближе к половине восьмого вечера. Некогда ли ему было или решил пока не давить на меня — я не знаю. Но телефон на парах я проверяла, наверное, каждые десять минут. Однако и первой писать не решилась.
Окончание вчерашнего вечера было уж слишком нереальным. Вдруг оно мне вообще приснилось. И пора бы перестать прикасаться к губам, это не слишком гигиенично.
— А я почём знаю, — Должанов непринуждённо пожимает плечами. — Друг попросил, я выполняю. Позвони ему, если боишься меня.
— Пф, чего мне тебя бояться, Рома? — усмехаюсь, заметив, как он провожает взглядом мою одногруппницу, идущую по аллее в сторону фонтана. — Тебя пусть рыжие боятся.