— Они любят миксовать тяжёлый брейк с хаусом, — комментирует Маша. — У Ванька кач* просто идеальный, но у Макса ноги чище работают.

Не знаю, где она увидела у них разницу. Я хоть и не современник, но всё же в танцах далеко не дилетант, но сейчас всё, что я могу наблюдать — это идеальная синхронность. Такой просто невероятно достичь, наверное, лишь когда ты сам отражаешься в зеркале. Такт в такт. С идеальной амплитудой движений и идеально выученной постановкой. И при этом с такой непринуждённой лёгкостью, будто они связаны в дрифте** как герои «Тихоокеанского рубежа».

Но самая настоящая феерия движений начинается под припев. Уследить за их руками и ногами нереально. Лица слабо освещены, свет фар в основном бьёт по корпусу и ногам, но я почти уверена, что Максим улыбается. Ребята любят его, признают авторитет безоговорочно, поддерживают криками, вторя исполнителю песни. Реакция Влада мне совершенно не интересна, поэтому я на него не смотрю. Боюсь упустить хоть одно движение взрывоопасной постановки Максима и Ивана.

Когда припев заканчивается, на первый план выходит Ларинцев, и я понимаю, что имела ввиду Маша, когда говорила о трюках. Даже задумываться не хочу, все ли эти движения относятся к хип-хопу или брейк-дансу, или что-то намешано ещё. Я просто наслаждаюсь зрелищем. Пропускаю тот драйв и адреналин через свои вены, свою кровь, впитываю безумие движения, которым Максим щедро делится со всеми присутствующими. Затаиваю в страхе дыхание, когда на тяжёлом роковом проигрыше Ларинцев запрыгивает на капот одной из машин, а потом на её крышу и начинает выполнять там верчения нижнего брейка. Это действительно по грани. Опасно. Безумно. Но невероятно круто!

Заканчивает он почти так же, как они танцевали с Ваней, только уже сам в центре паркета, и в финале падает на колени, подняв вверх руки. Народ вокруг взрывается криками и аплодисментами. Мне даже кажется, что кто-то из девчонок кричит не совсем приличные предложения. Но это драйв, эмоции, адреналин. Я едва сдерживаюсь, чтобы не бросится к нему. Но это будет неправильно. Нельзя.

Максим встаёт и отходит назад к Ивану и ведущему. Через весь импровизированный танцпол я вижу, что он смотрит прямо на меня. Дышит часто и тяжело, отирает со лба выступивший пот. И улыбается. У меня возникает ощущение, что улыбка эта только для меня, а всё и все вокруг будто за стеклянной стеной.

Но тут же флёр волшебства рассеивается, когда я слышу первые аккорды мелодии, под которую Влад выходит на середину площадки. Внутри всё обрывается и замирает, а потом сердце срывается на бешенный ритм. Мягкие переливы мелодии вспышками воспоминаний разрывают голову. Чайковский.

Это ответ не Ларинцеву. Это ответ мне.

Мягкая нежная мелодия льётся, заставляя всех присутствующих замереть в удивлении. Народ начинает перешёптываться, даже посмеиваться. Влад стоит молча без движений, его лица не видно, оно скрыто темнотой и капюшоном. Я перевожу глаза на Максима по ту сторону поля. Он в ярости, и Ивану едва удаётся сдержать его, не пустить к Акуленко.

Все вокруг притихают, когда сила классической музыки охватывает пространство резкой сменой тональности. Даже у любителей хип-хопа тема чёрного лебедя на пике своей мощной энергетики вызывает дрожь. А потом внезапно обрывается и сменяется на резкий агрессивный бит, заставляя всех вздрогнуть.

И эта песня мне тоже знакома. Она играла в машине Макса сегодня следом за той, под которую танцевал Ларинцев. Пока мы ехали, он говорил, что новый альбом Андэдов его пленил по полной, и именно эти две песни будоражат кровь. Откуда Влад узнал? Прошло всего несколько часов с момента, когда они с Максимом впервые встретились у меня в квартире.

Смешки и хихиканья давно смолкли, потому что выступление Акуленко нельзя назвать хоть в чём-то более слабым, чем Максима. Стиль другой — более жёсткий, агрессивный. Никаких улыбок и игры на публику. Влад здесь чужой, он это знает.

Он ушёл сильно в сторону от балета, от того, чему мы учились вместе. Не знаю, как называется этот стиль, но кажется, будто все части его тела живут отдельной жизнью, будто он не человек, а машина, а связки и мышцы имеют совершенно не физиологическую структуру человека. После нижнего брейка он сдёргивает толстовку, оставаясь в чёрной майке и спортивных штанах. Глаза девчонок загораются при виде его красивых, мускулистых рук. Влад демонстративно подходит ко мне и, остановившись в метре, бросает в руки свою кофту, и мне инстинктивно приходится поймать, а Влад возвращается обратно на паркет и продолжает танец.

— Кажется, это парень не танцевать сюда с Максом приехал, — слышу замечание Маши. — Ну ничего, Ларинцеву полезно будет покрепче держаться за своё.

Через несколько секунд толстовку Влада у меня из рук выдёргивают. Максим выходит почти на середину и швыряет её обратно хозяину, а тот в ответ показывает фак.

Начинаю мелко дрожать, когда Маша берёт меня под локоть и крепко удерживает на месте. Музыка продолжает громко играть, от света фар начинает кружиться голова, когда парни сцепляются в драке. Народ вокруг оживляется, несколько парней бросаются в центр и оттаскивают Ларинцева. Те, кто приехал с Владом, скручивают его. Безумие и кошмар. Кажется, будто всё это просто жуткий сон под аккомпанемент такой же жуткой, режущей слух музыки.

— Нина, давай отойдём, — Маша и какой-то парень из коллектива тянут меня в противоположную сторону, когда я намереваюсь пойти к Максиму, которого ребята удерживают возле пульта с музыкой.

Они оттаскивают меня в сторону от толпы, но тут рядом слышится громкий визг шин. Внедорожник едва не сбивает Машу, та успевает отскочить в сторону.

А вот я не успеваю. Задняя дверь машины распахивается, сильные руки больно хватают меня за плечи и втаскивают внутрь.

— Пора домой, Нина.

Всё происходит слишком быстро. Дверь захлопывается, отрезая меня и Влада на заднем сидении от шума снаружи, автомобиль резко разворачивается и даёт по газам, и я лишь мельком успеваю увидеть в тонированное окно ошалевшее лицо Максима.

Кач* — движения корпусом вперёд-назад в то время, пока активное выполнение отводится ногам (Хаус дэнс).

Дрифт** — состояние, когда в фильме «Тихоокеанский рубеж» пилотов большого робота-оборонителя (егеря) вводили в состояние синхронности мозговых реакций.

— Влад, останови машину!

Бью его в грудь обеими руками, вырываясь из хвата. Сердце колотится где-то в районе горла. Злость и страх сплетаются, придавая мне сил.

— Нина, послушай! — он убирает руки с моих плеч, но пытается сжать ладони. — Да успокойся ты! Я хочу просто поговорить. Пожалуйста!

— Поговорить? Совсем ошалел? — машина резко выезжает с полей на трассу и поворачивает, отчего я заваливаюсь назад и больно ударяюсь головой о панель возле окна.

— Ты не ушиблась? — Акуленко пытается ощупать мой затылок, а меня от отвращения пробирает дрожь.

— Руки убери, придурок. И скажи сейчас же остановить машину!