Эрик еще раз позвонил Давиду; тот подтвердил, что в последний раз видел Беньямина вчера в школе. Тогда Эрик принялся звонить в полицию и спрашивать, что предприняли полицейские. Потом обзвонил все больницы Стокгольма. Десять раз набирал номер Беньямина — телефон был выключен. Звонил Йоне и кричал, что полиция должна ускорить поиски, что комиссар должен затребовать дополнительные силы и что он, Эрик, просит его сделать все возможное и невозможное.

Эрик подошел к палате, в которой лежала Симоне, и остановился перед дверью. Стены поплыли перед глазами, воздух словно сгустился. Голова с трудом соображала. В мозгу стучало: «Я найду Беньямина, я найду Беньямина».

Через стеклянное окошко в двери Эрик посмотрел на жену. Она уже не спала. Утомленное растерянное лицо, бледные губы, темные круги под глазами углубились. Светлые рыжеватые волосы спутались от пота. Симоне крутила кольцо на пальце, водила им вверх-вниз. Эрик запустил пальцы в волосы. Задел подбородок, почувствовал, как отросла щетина. Симоне увидела его в окошко, но выражение ее лица не изменилось.

Эрик вошел и тяжело сел рядом. Симоне взглянула на мужа и опустила глаза. Губы болезненно искривились. Крупные слезы набухли в уголках глаз и скатились по щекам, нос покраснел от плача.

— Беньямин хотел схватиться за меня, тянулся к моей руке, — прошептала она. — Но я лежала там, как… я не могла пошевелиться.

Слабым голосом Эрик сказал:

— Я только что узнал, что Юсеф Эк сбежал, сбежал вчера вечером.

— Мне холодно, — прошептала Симоне.

Она оттолкнула его руку, когда он хотел натянуть на нее голубое больничное одеяло.

— Это ты виноват, — сказала она. — Это тебе свербило гипнотизировать, и ты…

— Перестань, Симоне, я не виноват, я пытался спасти человека, это моя работа…

— А твой сын как же? Он не считается? — закричала Симоне.

Эрик хотел наклониться к жене, но она оттолкнула его и прерывающимся голосом заявила:

— Я звоню папе. Он поможет мне найти Беньямина.

— Мне совсем не хочется, чтобы ты ему звонила.

— Так и знала, что ты это скажешь. Но мне наплевать, что тебе хочется и чего не хочется. Я только хочу вернуть Беньямина.

— Я найду его, Сиксан.

— И почему я тебе не верю?

— Полиция делает что может, а твой папа…

— Полиция? Полиция упустила этого психа, — нервно сказала она. — Разве не так? Они и не собираются ничего делать, чтобы найти Беньямина.

— Юсеф — серийный убийца, полиция будет искать его и найдет. Но я не дурак, я понимаю, что до Беньямина полицейским дела нет, о нем они не думают. То есть думают, но не так, как мы, не так…

— Я же сказала, — раздраженно оборвала она.

— Йона Линна объяснил, что…

— Это он виноват, он заставил тебя провести этот сеанс!

Эрик покачал головой и с трудом сглотнул.

— Это было мое решение.

— Папа все сделает, — тихо сказала Симоне.

— Я хочу, чтобы мы вместе вспомнили каждую, даже самую незначительную, деталь. Мы должны подумать, посидеть спокойно, чтобы…

— Да что мы можем сделать?! — закричала она.

Стало тихо. Эрик услышал, как в соседней палате кто-то включил телевизор.

Симоне лежала, отвернувшись от мужа.

— Мы должны подумать, — осторожно повторил Эрик. — Я не уверен, что это Юсеф Эк…

— Ну ты и дурак, — оборвала Симоне.

Она попыталась встать, но не смогла.

— Можно мне кое-что сказать?

— Добуду пистолет и найду этого Эка, — не унималась Симоне.

— Входная дверь была открыта две ночи подряд, но…

— Я говорила, — перебила она. — Я же говорила, что кто-то был в квартире, но ты мне не поверил. Ты никогда мне не веришь. Если бы ты только поверил мне…

— Послушай, — прервал ее Эрик. — В первую ночь Юсеф Эк лежал в своей койке в больнице. Он не мог прийти в квартиру и открыть холодильник.

Симоне не слушала его, она пыталась встать. Сердито постанывая, добрела до шкафчика, где висела ее одежда. Эрик, не помогая ей, стоял и смотрел, как она одевается, дрожа и тихо ругаясь.

Вечер субботы, двенадцатое декабря

Только вечером Эрик наконец забрал Симоне из больницы. В квартире все было свалено в кучу, ночная рубашка с пижамой валялись в коридоре, горел свет, в ванной из крана лилась вода, обувь разбросана по всему коридору, телефон на полу, батарейки лежали рядом.

Эрик и Симоне огляделись. Их не оставляло мерзкое ощущение, что их дом никогда больше не будет прежним. Вещи стали чужими, бессмысленными.

Симоне подняла стул, села и принялась стаскивать сапоги. Эрик закрутил кран в ванной и пошел в комнату Беньямина. Посмотрел на красную крышку письменного стола. Учебники в серых бумажных обложках лежали возле компьютера. На доске для заметок — фотография Эрика времен Уганды, улыбающегося и обожженного солнцем, руки в карманах медицинского халата. Эрик коснулся джинсов Беньямина, висевших на стуле вместе с черным свитером.

Он вернулся в гостиную и увидел, что Симоне стоит с телефоном в руке. Она вставила в аппарат батарейки и начала набирать номер.

— Кому ты звонишь?

— Папе.

— Можешь немножко погодить с этим?

Она позволила ему забрать телефон.

— Что ты хочешь сказать? — устало вздохнула она.

— Я не могу встретиться с Кеннетом, не сейчас…

Эрик замолчал, положил телефон на стол, провел рукой по лицу, потом начал:

— Пойми, я не хочу отдавать все, что у меня есть, в руки твоего отца.

— Прекрати, — оборвала Симоне.

Она с обидой взглянула на мужа.

— Сиксан, мне сейчас немножко трудно собраться с мыслями. Мне хочется кричать или я не знаю что… я не смогу сидеть рядом с твоим отцом.

— Ты все сказал? — спросила Симоне, протягивая руку к телефону.

— Дело касается нашего ребенка.

Она кивнула.

— При чем тут твой отец? — продолжал Эрик. — Я хочу, чтобы мы с тобой искали Беньямина… вместе с полицией, именно так, как положено.

— Мне нужен мой папа.

— Мне нужна ты.

— Вот в это не верю.

— Почему…

— Потому что ты просто хочешь распоряжаться мной, — отрезала Симоне.

Эрик сделал круг по комнате, остановился.

— Твой отец на пенсии, он ничего не сможет сделать.

— У него остались связи.