Мы меланхолично любовались на Леву в ударе.

Вообще бывший солист был настолько милый, настолько светлый, что даже Сергей уже через пять минут начал с ним нормально общаться. Кстати, друг друга они знали и до этого. Поскольку Данила учился в одной группе с Левой, Артуром и Иваном и дружил с ними с тех самых пор, то пересекаться они пересекались.

— Вообще надо быть Терминатором, чтобы трудиться в таком режиме, — Даня кивнул на сцену, где снова работали парни, теперь под чутким руководством принесшегося Евгения.

— Раз-два-три-четыре, — снова считал им постановщик. Теперь злобно вещавший про беременных бегемотов. Как ни странно, больше всех косячил Лев. Но лицо у него было какое-то счастливое. Он даже к звучанию остальных докапываться перестал. Вдруг резко стал наслаждаться происходящим что ли? Кто этих творческих личностей поймет? Все четверо были мокрые как мыши, но глаза горят. Нормальный человек бы уже рухнул. И отполз, спрятавшись под рояль. Где и прикинулся безжизненным телом. А эти. Смотри. Скачут.

— Они же маньяки. Все четверо. А у меня семья. И жена уже перестала это все терпеть. Я никого из детей толком не видел в этот год. И сто перелетов — это чересчур. Я люблю, конечно, петь. И деньги были… более чем. Но. Вот так…

И он покачал головой.

— А сейчас что? — аккуратно спросила я.

— Сейчас? Стабильная работа. Практически моей мечты. Спасибо Томбасову. Начал репетировать с группой. В сравнении с «Крещендо» практически в свое удовольствие. И лютый неформат, но… Пишем песни. Посмотрим, что получится. А Сергей, — Даня кивнул на все происходящее. — Он на месте.

— Осталось их разогнать сейчас отдохнуть, — вздохнула я, вспомнив о своих прямых обязанностях.

— Вы думаете, что сможете? — с уважением взглянул на меня новый экс-солист.

— Вот и посмотрим.

Не сразу, но мне удалось! Я все-таки в чем-то тоже гений. Волшебные слова о режиме дня и о том, что завтра на съемке они будут выглядеть как бледные сдохшие немощи с будунища, сыграли свою роль. Ура. И мы все отправились сначала гулять, а потом спать.

22-2

Утро перед концертом. Что-то меня подтрясывало. Эти четверо было спокойные как удавы и улыбающиеся, как четыре солнышка. Вот как так можно-то?!

Парни уехали раньше — распеться и еще раз все прогнать. Я же осталась в гостинице. Мы с Машей должны были красивые и нарядные прибыть на концертный зал уже с Олегом.

Часа в три ко мне в номер аккуратно постучали.

— Да? — переглянулись мы с Машкой, и дочь поскакала открывать.

— Олеся Владимировна, — две женщины заглянули в номер.

Я посмотрела на них с удивлением.

— Прическа! — одна махнула здоровенным кофром.

— И макияж, — вторая. — Лев организовать попросил.

Я просто умилилась. И отправилась наводить красоту. К тому моменту, как за нами заехал Томбасов — сразу при параде, мы были готовы.

Он зашел, стремительно, как будто опаздывая, сразу протягивая мне охапку цветов

— что-то божественно красивое и тщательно подобранное, теперь в белоснежных оттенках. И вдруг замер, как будто запнулся.

— Что? — обеспокоенно спросила я, потому что и на каблуках и в платье… гхм… совсем подогнанном по фигуре, я чувствовала себя как-то не очень.

— Ты прекрасна, — охрипшим голосом проговорил Томбасов.

— Да? — во мне вдруг что-то проснулось, дерзкое и оой… местами непристойное. Видимо, алое платье, обнаженное плечо и макияж, превративший меня в красавицу, так подействовал. И я обернулась вокруг своей оси. Потом еще раз, в другую сторону. Даже не запнувшись высоченными каблуками о длинный подол. — Нравится?

— Более чем, — он покосился в сторону Машки, которая смотрела на весь этот цирк широко открытыми глазами. И в них было выражение, как у Клео — ну, ты, мама, даешь.

— Гм, — изрек Олег, шагнул навстречу и сунул в руки букет. — Держи.

Получилось «романтично». Он и сам это понял, поэтому рассмеялся:

— Я кажусь тебе неуклюжим медведем?

— Да! — страстно ответила я, потому что немного, но злилась на него за подвиг Самуила Абрамовича, а выяснить отношения как-то не представилось случая. Стоило нам оказаться рядом без свидетелей, как мы… переключались на другое. Никак не связанное с деньгами и разбирательствами о подачках, доверии, взаимном уважении и прочем.

Я выпалила это эмоциональное и злобное «да» и увидела, как резко, будто выключили, потух его взгляд, лицо снова стало непроницаемым. Подошла близко- близко, провела по гладко выбритой, будто закаменевшей щеке кончиками пальцев:

— Ты, конечно, медведь тот еще. Но…

И задумалась. «Мне хорошо с тобой», — не отражает того, что я испытываю к этому мужчине, что так бесцеремонно ворвался в мою жизнь. «Ты мне нравишься» — звучит совсем по-школьному. «Я тебя…» — даже в мыслях страшно задумываться над этим, а уж произносить! «Ты разбудил во мне что-то, чего я и не думала в себе обнаружить» — коряво и двусмысленно. Я беспомощно посмотрела на Олега.

А он вдруг улыбнулся. Легко. Светло. Будто услышал мои мысли.

— Дамы, — чуть поклонился в сторону Маши. — Нам пора.

Мы с дочерью дружно кивнули.

— Только цветы надо в вазу поставить, — прижала я к себе букет. — Это же мне? Не на концерт?

— Мама, ты жадина!!! — Маша смеялась.

Я решительно кивнула. «Жадина-говядина»! Самая настоящая. Мой букет. Парням надо будет заехать, купить.

— Слушай, сфотографируй меня, а, — вдруг попросила дочь, хотя чего-чего, а фотографироваться я совсем не любила.

Маша кивнула. И мы так увлеклись: я, цветы, Томбасов, мы с Машей… Наш общий смех. Когда заглянул охранник, мы все пытались сфотографироваться все вместе. И у нас это не получалось.

— О, Вадим, ты кстати, — смеясь, проговорил Томбасов. — Сфотографируй нас, а то на селфи у всех изумительно глупые лица. Простите, дамы.

Дамы, хохотали и считали так же.

У Вадима было весьма ошарашенное лицо. Но приказ он выполнил, а потом проговорил:

— Опаздываем!

— Ох ты! — я попыталась заметаться, но меня подхватили под руку:

— Спокойно. Без нас не начнут! Цветы доставили?

Вадим кивнул, одарив нас всех очень задумчивым взглядом.

Ехать, на самом деле, было недалеко. Так что мы прибыли не первыми, толпа собралась уже вполне приличная, ко и не пробирались по ногам в свой первый ряд. Кстати, это было бы весьма проблематично, потому что все проходы были заставлены стульями.

— Ух ты! Это — фоткать. И мне еще за сцену надо! Очень. — Маша подхватилась и унеслась. — Мама, есть идея!