– Я пошел, – сказал Сева, не трогаясь с места. – Ты со мной?

Я неуверенно пожала плечами. Сева опять улыбнулся и остался стоять. Мы еще потоптались и пошли вместе по улице, говоря ни о чем. Но с ним было очень весело разговаривать, потому что ему было все смешно. Слово скажешь – он улыбается, два скажешь – смеется, три – хохочет, заливаясь, румянясь, заставляя смеяться тебя саму – совершенно ни от чего. И это было так необычно и неожиданно, так непохоже на мою правильную, размеренную жизнь. Лекции – библиотеки – домой, завтра все снова. В моей семье никто так не смеялся – без причин, точнее, видя какие-то свои особые причины для смеха, необъяснимые, непонятные остальным.

У Севы была совершенно очаровательная манера ходить, лениво загребая длинными, чуть полноватыми в бедрах ногами. Мне так понравилась его походка, что я даже стала невольно копировать ее, думая о нем, пока однажды случайно не увидела себя в витрине магазина…

Сева был точно таким, как я представляла себе Иванушку из всех русских сказок. Сильный – только силу некуда приложить, с приятной ленцой, смешливый, загадочный в своем нежелании серьезно воспринимать этот мир. Он же вовсе был не дурачок, сказочный Иванушка. Это он с точки зрения скучных и рациональных братьев своих был дурачком. Просто он жил не так, как все, в каком-то своем, светлом и радостном мире…

Я еще и еще раз встретила Севу у библиотеки. Мой бывший одноклассник шел мимо, а мне, увидев его и поговорив пять минут, уже совсем не хотелось в тот день читать книжки.

– Странно, а почему я никогда не встречаю тебя утром, когда еду в институт? – спросила я его.

– Утром я сплю, – улыбнулся Сева.

– У вас занятия позже начинаются? Не в девять? – уточнила я.

– Не знаю, – пожал плечами Сева. – Утром я сплю…

– Всегда?

Сева в ответ стал смеяться, и я вместе с ним.

Как-то раз я видела его недалеко от своего дома, мы ведь жили на соседних улицах, ходили в одну школу. Но окликать не стала – Сева явно кокетничал с аппетитной, красиво одетой блондинкой и сделал вид, что не заметил меня.

Но однажды в мою дверь поздно вечером раздался звонок. Я спокойно открыла ее, а за дверью стоял он. Сердце мое подпрыгнуло и остановилось. Родители уехали на выходные на рыбалку, я была одна. Как он об этом узнал? Как нашел квартиру? Я была потрясена.

Сева спокойно вошел в нашу квартиру, будто был здесь не раз, прошел в гостиную. Оглядевшись, он выбрал себе удобное место – в кресле, чуть выдвинув его к телевизору. Сел, огляделся, загадочно улыбнулся.

– У тебя есть пульт? – как ни в чем не бывало, спросил он.

– Да… – замерев, ответила я, глядя на его огромные рыжие ботинки из толстой кожи. Ну, понятно – европейский человек, тапки в гостях надевать не будет. Хорошо, что мама не видит. – Вот…

Сева взял у меня из рук пульт, стал переключать каналы, нашел музыкальные клипы, с полчасика посмотрел их, молча улыбаясь, потом лег на диван и уснул. Часа через два он проснулся, потянулся, постучал себя по ушам, говоря: «А! А!», как будто проверяя звук, потом вскочил, помахал мне рукой и ушел.

Когда он ушел, я легла спать, но уснула не сразу, думая о том, что, скорее всего, Сева очень одинок.

Он стал звонить мне всё чаще, говорить нам было не о чем, но Сева был забавный и не занудный. Каждый раз в случае заминки в разговоре он спрашивал: «Кого позвать?», и я каждый раз смеялась. Это уже был словно код, наш с ним код, глупый и смешной.

– Поедешь со мной в Гданьск? – однажды спросил меня Сева без долгих предисловий, позвонив в половине третьего ночи.

– А… зачем?

– У тебя загранпаспорт есть?

– Есть, но он просроченный.

Сева хмыкнул:

– Жаль… Там вообще классно должно быть… Ребята ездили…

Я никогда особенно не мечтала о Гданьске, но стала срочно делать новый загранпаспорт. Сева перезвонил только через пару месяцев, ни слова больше не сказав про поездку в Польшу.

Мои школьные подружки, часто посещающие встречи одноклассников, говорят, что Сева стал многовато пить, что не помешало ему очень удачно вписаться в новую жизнь и открыть кредитный банк.

Теперь я иногда встречаю его на улице, потому что живем мы по-прежнему в одном районе. Раз Сева вдруг разговорился, рассказал, что успешно продает деньги, банк его лопнул, но он получил огромную страховку и еще помощь от государства и открыл еще один банк, предложил мне взять кредит под восемнадцать процентов годовых.

– Ты издеваешься? Восемнадцать процентов? Ты собираешься стать банкротом?

– Ага, – улыбнулся Сева, – банкротство это законно! Наш лозунг! За квартиру же надо выплатить. Не люблю долгов и хвостов. Квартира у меня сто восемьдесят метров.

– Где?

– Вон в той новой башне, видишь? Три туалета! – хохотнул Сева. – И терраса тридцать метров застекленная. Поставлю там бассейн. Буду в нем пить пиво.

– Прямо из бассейна?

Сева залился смехом, прямо как в молодости.

– Не, из бочки. Люблю бочковое пиво, – объяснил он сквозь смех. – В нем особый вкус.

– А зачем тебе такая огромная квартира? – продолжала спрашивать я. – Ты что, женился?

– И не женюсь никогда, – отмахнулся Сева.

– А как же дети? Так и останешься один?

– Мне хорошо одному… – потянулся Сева. – Вообще у меня же есть сын, ему девять лет или… подожди… вроде десять. Не путай меня! Точно девять! А что, ты не знала?

Он всегда бывает на хороших машинах, с разными девушками. Как-то я с грустью заметила, что у него не хватает нескольких зубов в пределах видимости… Но, кажется, ни Сева, ни его хорошенькая спутница вовсе не грустили об этом.

Годы идут, а Сева всегда одинаково загадочен и улыбчив. «Как дела?» – спрашиваю я, встречая его раз в два года, внимательно глядя на него и пытаясь вспомнить, как я была в него влюблена. Сева улыбается, а я ищу в его лице веселого третьекурсника, от смеха которого и мне становилось весело и легко, а жизнь казалась веселой шуткой. Сева по-прежнему меняет машины и девушек и все больше молчит с годами, ухмылками и жестами показывая, что у него все отлично.

Я пережила свое непонятное фиаско с Севой достаточно легко, потому что на самом деле я тогда любила уже третий год одного человека. Короткая, хоть и сильная влюбленность в Севу не мешала мне благоговеть и таять каждый раз, когда в коридорах института я видела Лесика, Алексея Алексеевича, декана нашего факультета.

Лесик был чрезвычайно хорош собой, выглядел гораздо моложе своих пятидесяти. Если он шел мне навстречу по вестибюлю, видный, статный, уверенный в себе, легко откидывая со лба роскошные пшеничные кудри, то я забывала, куда шла. Полтора года он читал у нас лекции и один семестр даже вел семинары у моей группы. На занятиях, когда он произносил мою фамилию, мне казалось, что у него во рту очень сладкая и приятная конфетка, с растекающейся, нежной начинкой, и у меня что-то тренькало в этот момент то ли в душе, то ли где-то еще. С восхищением внимая на занятиях красавцу Лесику, я думала: вот родить бы от него ребенка, если бы он не был уже в третий раз женат… Ребенок вышел бы крупный, умный, спокойный, с такими же густыми русыми кудрями, длинными и, наверное, очень приятными на ощупь…