– Пожалуй, да, – тихо ответил Бобби.

– Через несколько дней фокус всеобщего внимания передвинется на кого-то другого, и этот человек попадет под огонь. Но все равно я ни за что не смогу быть уверенной в том, что где-то в мире не сидит какой-нибудь маньяк и не заглядывает ко мне в спальню, потому что ему и теперь, по прошествии стольких лет, любопытно. И даже если червокамера завтра возьмет и исчезнет, Десмонда этим не вернуть. Послушай, мне было очень погано. Но я-то, по крайней мере, знаю, что все это происходило из-за того, что давным-давно сделала я. Мой муж и моя дочь не имели к этому никакого отношения. И все же они стали мишенями для чьих-то безжалостных взглядов. И Десмонд…

– Мне очень жаль.

Хетер опустила взгляд. Фарфоровая чашка в ее руке дрожала и тонко позванивала о блюдце.

– Мне тоже жаль. Я не соглашалась видеться с тобой, чтобы не делать тебе плохо.

– Не переживайте. Мне и так было плохо. Но я притащил с собой толпу зрителей. Это эгоистично.

Хетер натянуто улыбнулась.

– Они уже были здесь. – Она очертила рукой круг над головой. – Мне порой кажется, что я могла бы разогнать следящих за мной, как мошек. Но вряд ли от этого будет толк. Я рада, что ты заехал, как бы то ни было… Еще чаю?

… У нее карие глаза.

Только на долгом пути до Сидар-сити Бобби пришла в голову эта простая мысль и поразила его. Он проговорил:

– «Поисковик». Основы генетики. Доминантные и рецессивные гены. Например, голубые глаза – рецессивный ген, а карие – доминантный. Значит, если у отца голубые глаза, а у матери – карие, у детей должны быть…

– Карие? Все не так просто, Бобби. Если хромосомы матери содержат ген голубых глаз, то у кого-то из детей могут быть и голубые глаза.

– «Голубые-голубые» от отца; «голубые-карие» от матери. Четыре комбинации…

– Да. И один из четверых детей будет голубоглазым.

– Гм-м-м…

«У меня голубые глаза, – думал Бобби. – А у Хетер – карие».

«Поисковик» догадался, как ответить на тот вопрос, который по-настоящему мучил Бобби:

– У меня нет сведений о генетическом прошлом Хетер, Бобби. Если хочешь, я могу выяснить…

– Не надо. Спасибо.

Он откинулся на спинку сиденья. Глупый вопрос, что и говорить.

Наверняка в семействе Хетер у кого-то были голубые глаза.

Наверняка.

Машина мчалась, углубляясь в недра огромной сгущающейся ночи.

Хайрем расхаживал по маленькой комнате Давида. Его силуэт то и дело возникал на фоне ночного неба в витражном окне. Он наугад взял со стола лист бумаги с выцветшей фотокопией и прочитал заглавие:

– "Червоточины" Лоренца[37]из гравитационно-сжатого вакуума». Новая замороченная теория?

Давид сидел на диване, недовольный и раздраженный неожиданным визитом отца. Он понимал, что Хайрему нужно с кем-то пообщаться, чтобы сбросить накопившийся адреналин, чтобы выбраться из аквариума, в который превратилась его жизнь, из аквариума, находившегося под пристальными взглядами множества людей. Все это Давид понимал. Ему просто не хотелось, чтобы Хайрем вторгался в его личное пространство.

– Хайрем, хочешь чего-нибудь? Кофе или…

– Неплохо бы бокал вина. Только не французского.

Давид направился к холодильнику.

– Есть у меня бутылочка «шардоне». Несколько виноградников в Калифорнии вполне приличные.

Он наполнил бокалы и принес их к дивану.

– Так значит, – проворчал Хайрем, – «червоточины» Лоренца?

Давид откинулся на спинку дивана и почесал макушку.

– Правду сказать, мы близки к тупику. У метода Казимира, судя по всему, существуют врожденные ограничения. Равновесие двух сверхпроводящих пластин конденсатора, баланс между силами Казимира и электрическим сопротивлением нестабилен и легко теряется. А электрические разряды, которые приходится передавать, настолько высоки, что зачастую происходят сильнейшие выбросы электричества в окружающую среду. Хайрем, уже три человека погибли со времени начала внедрения технологии червокамеры. Собственно, это должно быть тебе известно от страховых компаний. Для червокамер следующего поколения потребуется что-то попроще. А будь у нас это, мы бы сразу смогли приступить к производству гораздо более дешевых моделей червокамер и дальнейшей разработке технологии.

– И что, есть такой способ?

– Вероятно. Инжекторы Казимира – довольно-таки громоздкий способ производства отрицательной энергии, он просто-таки из позапрошлого века. Но оказывается, подобные области могут существовать естественно. Если пространство достаточно сильно искажено, квантовый вакуум и другие флуктуации можно увеличивать до тех пор… Ладно. Существует небольшой квантовый эффект. Он называется сжатым вакуумом. Беда в том, что самая лучшая теория, которой мы пока располагаем, говорит о том, что для получения достаточно сильного гравитационного поля необходима квантовая черная дыра. Поэтому…

– Поэтому ты ищешь теорию получше. – Хайрем порылся в бумагах, задержал взгляд на рукописных заметках Давида – уравнениях, связанных между собой фигурными скобками. Затем он обвел комнату сердитым взглядом. – И ни единого софт-скрина. Ты вообще-то им пользуешься? Хоть когда-нибудь? А когда ты с помощью смарт-драйва едешь домой с работы и на работу из дома, ты что же, свои пыльные бумажки перебираешь, да? С того самого момента, как ты сюда попал, ты засунул свою франко-американскую голову в свою здоровенную задницу, и с тех пор она так там и торчит.

Давид вспыхнул.

– Тебя это разве касается, Хайрем?

– Ты знаешь, насколько я завишу от твоей работы. Но никак не могу отделаться от впечатления, что ты упускаешь из виду самое важное.

– Самое важное? Самое важное насчет чего?

– Насчет червокамеры. А самое главное в ней то, что она делает вон там.

И он указал на окно.

– В Сиэтле?

Хайрем рассмеялся.

– Везде. И между прочим, это происходит еще до того, как на полную мощность заработает временной аспект червокамеры. – Он словно бы принял решение. Поставив бокал на столик, он сказал: – Послушай. Прокатись-ка со мной завтра.

– Куда?

– На завод, где делают «боинги». – Он протянул Давиду карточку со штрих-кодом смарт-драйва. – В десять утра?